Противостояние

— Разумеется, вы правы. — Черчилль откинулся в кресле. — Поэтому если в ходе конфликта мы увидим, что Северороссия — действительно прочный форпост, а не гнилое яблоко, мы поддержим ее всеми средствами… Возможно, и теми, о которых вы только что упомянули.

— Значит, если мы докажем свою жизнеспособность, вы выступите на нашей стороне? — поднял брови Алексей.

— Примерно, — поморщился Черчилль. — Но прошу вас запомнить еще одно. В текущем конфликте мы целиком на вашей стороне. Но в долгосрочной перспективе… У Британии сейчас два главных внешних противника в мире — нацистская Германия и коммунистическая Россия. Можно, конечно, было бы сразиться с ними обоими. Но, учитывая военный потенциал Германии и почти неограниченные людские и природные ресурсы России, это было бы самоубийством. Куда как лучше столкнуть этих двух монстров и заставить их максимально ослабить друг друга. Впрочем, это вовсе не означает, что Северороссию мы так легко отдадим под коммунистическое иго. Вы для нас действительно важный стратегический элемент политики на востоке.

— Понятно, — вздохнул Алексей. — Возможно, этим следует объяснить отсутствие активных действий на фронте с Германией. Недаром эту войну прозвали «странной». Вы хотите, чтобы вначале Гитлер пролил кровь в схватке со Сталиным?

— Возможно, — выпустил Черчилль несколько клубов сигарного дыма. — В нынешней войне победит тот, кто вступит в нее позже. Волею случая мы оказались первыми вовлечены в этот конфликт, формально. Но как знать, может, нам и удастся оттянуть фактическое начало активных военных действий.

— А не думали ли вы, что это может привести к военной катастрофе самих союзников? Что, если Гитлер повторит действия германского генштаба в прошлой войне и пройдет через Бельгию и Голландию?

— Военные считают этот вариант маловероятным, — отрицательно покачал головой Черчилль.

— А вы?

Черчилль долго молчал, мял зубами сигару. И вдруг заговорил:

— Скажу вам как другу, Алексей. Моя первая задача — это интересы Британии. А в интересах Британии может быть некоторое ослабление Франции в ходе текущей войны.

Алексей откинулся на спинку стула. Только теперь он понял, какие сложные политические интриги привели к этой войне. И в этих интригах Северороссия была лишь пешка, мелкая разменная монета, которую игроки могут сдавать или обменивать друг у друга. «Ничего, — подумал он, — мы — пешка, которая умеет за себя постоять».

* * *

«Эмка» Павла притормозила на шоссе, километрах в трех от села. Спереди доносилась ружейная пальба. К Павлу подскочил командир первого батальона североросской народной армии майор Павел Нахимцев:

— Здравия желаю, товарищ министр, — приложил он руку к козырьку, — бандиты окружены в селе. Первые три атаки им удалось отбить. Сейчас готовим четвертую.

Смерив взглядом фигуру комбата в несуразной польской форме, с наспех разработанными знаками различия североросской народной армии, Павел произнес:

— Ну, покажите, где там у вас бандиты. Нахимцев снова козырнул, и они двинулись по глубокому снегу прямо через зимний лес. Мороз стоял знатный, не меньше двадцати пяти градусов по Цельсию. Павел, более или менее согревшийся в машине и одетый в полярные унты, ватные штаны, теплый офицерский полушубок поверх гимнастерки и ушанку, еще не почувствовал его в полной мере. Он гордо вышагивал впереди, расправив плечи. А вот майор явно промерз в польской шинельке и сапогах, рассчитанных па теплый климат Центральной Европы. Даже несмотря на двойное теплое белье под мундиром, он семенил за министром, согнувшись и поминутно растирая руками нос и щеки.