Сталина Павел не видел с мая, с той самой встречи, которая перевернула всю его жизнь. Он общался, в основном, с Молотовым и Ворошиловым, по вопросам грядущего освобождения Северороссии, но никому из них доверить свою тайну готов не был. Мысль о том, чтобы рассказать этим людям все, он отбросил, как только познакомился с ними более или менее близко. Нужно было доказать товарищу Сталину необходимость напасть на Германию не позже восьмого июня сорок первого. Но за что зацепиться, какие аргументы привести? И как доказать свою правоту, если Германия является сейчас фактически основным союзником и числится чуть ли не в братьях по оружию, а любые антинемецкие настроения в партии подавляются самым жестоким образом?
И тут взгляд Павла упал на входящего в зал маршала Шапошникова*. С ним Павел познакомился на одном из совещаний по подготовке военной операции против Северороссии. Павел сразу понял, что это человек волевой, не эмоциональный, умеющий мыслить исключительно логично и четко. "Вот кто найдет нужные аргументы и сможет преподнести их Сталину, - тут же подумал Павел. - Для этого придется рассказать ему все... Но другого выхода нет. В конце концов, Лешка растрепал все Оладьину и Слащеву и добился своего. Теперь мой ход".
* Б. М. Шапошников - видный советский военный деятель, долгое время бывший начальником Генерального штаба. Сделал большой вклад в развитие советской военной науки. Пользовался большим уважением Сталина. Единственный человек, которого вождь называл но имени-отчеству.
Он подошел к маршалу, поздоровался и произнес:
- Борис Михайлович, меня несколько беспокоит факт военного союза между Северороссией и Крымом. Не находите ли вы, что это может осложнить реализацию наших планов?
- Не волнуйтесь, - презрительно бросил маршал, свысока глядя на "партийного товарища", - любая проблема имеет свое решение. И эта тоже.
- Хорошо, - кивнул Павел и, заметив, что собеседник намеревается отойти, быстро произнес: - У меня для вас есть очень важное сообщение.
- Я вас слушаю, - вежливо и чуть надменно склонился к нему Шапошников.
"Царский офицер, он и есть царский офицер, - раздраженно подумал Павел, - ничем этого не выбьешь". Но вслух он произнес другое:
- Долгий разговор. Могу я встретиться с вами завтра... но не в генштабе?
* * *
Автомобиль маршала остановился на площади Маяковского, и Павел, надвинув на глаза шляпу, быстро забрался на заднее сиденье. "Штирлиц какой-то", - подумал он раздраженно. Машина сорвалась с места и понеслась по московским улицам.
- Я вас слушаю, - произнес Шапошников, сидящий на левой стороне сиденья.
Павел глазами показал на водителя, и маршал, наклонившись вперед, поднял перегородку, отделявшую салон от передних сидений. После этого Павел произнес:
- Я с высокой степенью вероятности могу утверждать, что Германия нападет на СССР двадцать второго июня сорок первого года.
- На чем основана вата уверенность? - поднял брови Шапошников.
- На событиях, произошедших в том мире, из которого я попал сюда.
- Объяснитесь, - нахмурился маршал.
- Борис Михайлович, вы можете мне не поверить, но, пожалуйста, ради безопасности нашей страны, выслушайте меня. Я родился в ином мире, прошедшем по такому же пути, как и этот. В возрасте восемнадцати лет из две тысячи второго года моего мира я попал в тысяча девятьсот четырнадцатый этого. В моем мире Германия напала на СССР двадцать второго июня сорок первого года и нанесла Красной армии тяжелое поражение. Вермахт дошел до Волги и до самых ворот Москвы...
Павел прикусил язык, чтобы не проболтаться про блокаду Ленинграда. В данной ситуации это могло вызвать ненужные вопросы.
- Я не очень люблю фантастические романы, - поморщился Шапошников. Впрочем, у вас, думаю, получится. Не пробовали ли вы писать... или обратиться к психиатру?