Противостояние лучших

Квинн похож на Мастера Джека. Они не связаны правилами, которые вынуждены соблюдать агенты, работающие на правительство или полицию. Конечно, он знает, где нужно провести черту, но склонен ее игнорировать.

С чего же началась их совместная работа?

У Хизер появилась идея, связывающая Майкла Квинна и мавзолей с таинственным древним артефактом. В чем же тут проблема? В том, что Мастер Джек работает исключительно в Нью-Йорке, поэтому Полу пришлось потрудиться, чтобы заставить своего героя оказаться южнее Нового Орлеана.

Именно там и появилась Мадам де Медичи.

Кто это?

Вы скоро узнаете.

Дьявольская ночь

Пока они разговаривали, Джек расхаживал по комнате.

Итак, Жюль, последний отпрыск семьи Частейн, был богат. Если частного самолета «Гольфстрим М», доставившего его сюда из Ла-Гуардиа, и «Майбаха» с ливрейным шофером, встретившим его в аэропорту, было недостаточно, чтобы точно сделать такой вывод, то просторный особняк в Новом Орлеане снимал все вопросы.

Ветви поросших мхом дубов, окружавших дом с двух сторон, раскачивал ветер, когда водитель остановил автомобиль перед входом.

— Район Садов, — сказал он.

Мастер Джек не знал, что это значит, но все вокруг говорило об утонченном богатстве, старом времени и медленном изяществе ушедшей эпохи. Джек вполне мог представить, что особняк находится в центре бывшей плантации. Массивные колонны за крыльцом напомнили ему о «Таре» из «Унесенных ветром».[38]

Он провел небольшое расследование, прежде чем согласился приехать на Юг. Оказалось, что Жюль Частейн получил свое состояние самым старомодным способом: он его унаследовал.

И он был знаком со многими людьми. Со знаменитостями. Газетные вырезки и оригинальные фотографии Частейнов с Джорджем У.,[39] Бараком Обамой, Барброй Стрейзанд и Литтл Ричардом — это было круто — висели на стенах вместе с артефактами, собранными со всего света. Квартиру самого Джека тоже украшало немало артефактов, но все они принадлежали к тридцатым или сороковым годам двадцатого века. А здесь имелись вещи постарше пирамид…

«Я мог бы быть под сильным впечатлением», — подумал Мастер.

И впечатление наверняка было бы еще сильнее, если бы хозяин говорил что-то осмысленное.

Джек остановился, чтобы посмотреть в лицо Частейну, сидевшему в кресле, больше напоминавшем трон, — но не бутафорский трон из старого фильма. Тонкие усики, толстые очки, смехотворный шелковый смокинг — хозяин походил на Перси Доветонсилса,[40] который отказался от мартини и перешел на крэк.

— Давайте уточним: вы доставили меня на самолете из Нью-Йорка, чтобы я украл то, что вам

принадлежит, из вашего семейного склепа?

— Да, — дрожащим голосом ответил Жюль. — Совершенно верно.

— Ладно. Однако я прекрасно вижу, что вы не инвалид, а потому объясните мне, почему вы не можете сделать это сами.

— Как я уже говорил, артефакт был получен у другого коллекционера, который хочет его вернуть.

— Потому что вы его украли.

— Мистер, я так и не услышал вашей фамилии.

За последние годы у Мастера набралась дюжина фамилий.

— Меня вполне устроит, если вы будете называть меня Джек, — сказал он.

— Хорошо, Джек, заверяю вас — я могу заплатить за все, что пожелаю. За все.

— Но только не в том случае, если другой человек не хочет это продать.

Частейн отвернулся:

— Ну, изредка приходится сталкиваться с жутким упрямством…

— И тут возникает идея кражи.

Жюль небрежно взмахнул рукой:

— Ну ладно, да! Я присвоил себе некий артефакт, не поставив его владельца в известность.

— И теперь он хочет его вернуть.

— Да, она узнала, что произошло.

Казалось, богач не мог произнести вслух слово «воровство».

— О, так это она! — удивился Мастер. — Вы мне не говорили, что речь о женщине.

— Мадам де Медичи. Вы о ней слышали?

— До тех пор, пока вы мне не позвонили, я ничего не слышал о вас, так почему я должен знать о ней?

— Я просто спросил. Вам знакомо выражение: «Нет фурии страшнее»?

— На самом деле это звучит так: «В самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли».

Брови Частейна полезли вверх.

— О, любитель поэзии!

— Совсем не обязательно. Просто люблю все делать правильно. А поскольку я имел несчастье изучать английскую литературу…

— Правда? И в какой школе?

— Название не имеет значения, когда ее бросаешь. Так что вы говорили?