Проткрываем завесу тайн. Книги 1-25

Через какое-то время Владимир, возвращаясь с занятий в рабочих кружках, каждое воскресенье непременно заглядывал к Крупским. С Надей он мог говорить на интересующие его вопросы марксизма на равных («Я была в то время влюблена в школу, и меня можно было хлебом не кормить, лишь бы дать поговорить о шкале, об учениках», — писала потом Крупская.), а ее матушка дарила ему ощущение уюта и домашнего тепла.

Однако их деятельность по «просвещению народа» не вызывала большого восторга у правящего режима — по сути, они ведь призывали к его свержению, а их «безобидные» кружки назывались «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса».

С начала арестовали Ульянова (приговор — ссылка и Шушенское), затем, в 1886 году, Крупскую (после 7 месяцев тюрьмы на три года сослана в Уфимскую губернию).

Признание,

написанное «симпатическими чернилами»

Есть легенда (она известна со слов Веры Дризо, секретаря Крупской в 1930-е), что, когда Надежда сидела в тюрьме, Владимир написал ей большое письмо «симпатическими» чернилами, которые пропадали и появлялись на свет только после нагревания. В этом письме, которое, увы, не сохранилось, он и просил ее стать его женой. Его сестра Анна, открыто не жаловавшая Надю за ее «некрасивость», писала тогда, что в ссылку к Володе «поедет, наверное, по окончании дела Надежда Константиновна, и он будет не один».

А Надя на предложение «руки и сердца» ответила: «Что ж, женой так женой».

Дризо считала, что Надежда ответила так от застенчивости. Но мне кажется, что она и так была уверена, что не расстанется со своим кумиром, а «положение» жены просто давало ей на это законное право.

В мае 1897 года, обустроившись в Шушенском, Ульянов просит сестру передать Наде «поклон от меня» и прислать ее фотографию «в обмен на мою». После того как Крупской вынесли приговор, она подала прошение о переводе в Сибирь, в Енисейскую губернию, «для вступления в брак с Владимиром Ульяновым». Прошение удовлетворили. «С тех пор моя жизнь шла следом за его жизнью, я помогала ему в работе чем и как могла», — писала потом Крупская.

Есть еще одна история, показывающая эту ситуацию с другой стороны. По одной из версий, Владимир Ильич ждал в Шушенском другую женщину, красавицу из Казани Елену Ленину, но та обещания приехать не сдержала, увлекшись кем-то другим. Однако Ульянов не только простил предательницу, но и взял в честь нее новый псевдоним Ленин.

Есть свидетельства современников, что ему очень нравился романс Чайковского на слова великого князя К. Романова, в котором были такие строчки:

Растворил я окно, стало душно невмочь,Опустился пред ним на колени,И в лицо мне пахнула весенняя ночьБлаговонным дыханьем сирени.

А вдали где-то чудно запел соловей,Я внимал ему с грустью глубокой…

Ленин замирал, бледнел и с тоской смотрел вдаль… Ну не о верной же Надежде, которая всегда рядом, он так тосковал… Так что с его стороны предложение, сделанное Крупской, скорее всего, было рациональным, обдуманным шагом.

1 мая Надя с верной и самоотверженной мамой, зеленой лампой и книжками — вот и все приданое — приехала к будущему мужу.

«В село Шушенское, где жил Владимир Ильич, мы приехали в сумерки; Владимир Ильич был на охоте. В избу набились все хозяева и соседи и усердно нас разглядывали и расспрашивали», — вспоминала Крупская.

Кстати, первое замечание, высказанное любимой тещей при виде Володи, было: «Голубчик мой, как вы поправились, похорошели».

Когда вернулся с охоты Ленин, когда разошлись соседи и хозяева, а уставшая с дороги Елизавета Васильевна улеглась спать в соседней комнате, они впервые остались наедине и, как пишет Крупская, «долго мы проговорили в ту ночь»…

Кстати, Крупская и Ульянов были повенчаны по православному обряду: молодые пошли в церковь, и местный священник Иоанн Орестов совершил таинство венчания — они причащались, целовали иконы, холили вокруг аналоя. Невеста была одета в белую блузку, на женихе был узковатый коричневый костюм.

А как романтично она описывает их медовый месяц: «С утра мы с Владимиром Ильичом брались за Вебб, после обеда часа два переписывали в две руки «Развитие капитализма», потом другая всякая работешка была. Поработав, закатывались на прогулки, Владимир Ильич был страстным охотником».

Но, правда, через много-много лет она вспоминала это время совсем по-другому и писала в критических замечаниях к работам историков: «Мы ведь молодоженами были, и это скрашивало ссылку. То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти…»