Протокол «Сигма»

Макс Хартман, филантроп и человек с немыслимо тяжелым характером, был основателем “Хартманс Капитал Менеджмент”. Бежавший из фашистской Германии эмигрант, обязанный всеми своими достижениями лишь самому себе и больше никому, он сразу же по окончании войны появился в Америке с вошедшими в поговорку десятью долларами в кармане, основал инвестиционную компанию и неуклонно расширял ее, пока ее обороты не достигли нынешнего многомиллиардного уровня. Сейчас старому Максу шел восьмой десяток, он уединенно жил в великолепном поместье в Бедфорде, штат Нью-Йорк, и до сих пор управлял компанией, о чем никто и никогда не забывал.

Пока самолет Питера не рухнул с небес, Бен мог заниматься тем делом, которое любил по-настоящему — учить, и в частности учить таких детей, от которых отступились все остальные. Он преподавал в пятом классе школы для трудных детей в той части Бруклина, которая известна под названием Ист Нью-Йорк. Многие дети были страшными, уже готовыми бандитами — мрачные десятилетние подростки, вооруженные не хуже колумбийских наркобаронов. Но тем не менее им нужен был учитель, причем беспристрастный, которому было бы на все это плевать. Бен был именно таким, и ему действительно удавалось каждый раз помочь кому-то изменить жизнь к лучшему.

Однако же, когда Питер погиб. Бен вынужден был заняться семейным бизнесом. Он говорил своим друзьям, что таким было обещание, которое заставила его дать умирающая мать, да и сам он подозревал, что обещание было именно вырвано у него, а не дано добровольно. Рак там или не рак, но он никогда не мог никоим образом противиться матери. Он вспоминал ее искаженное болью лицо, мертвенно-бледную от химиотерапии кожу, похожие на синяки красноватые пятна под глазами. Она была почти на двадцать лет моложе отца, и Бен даже представить себе не мог, что она умрет первой. “Работай дотемна”, — говорила она, мужественно улыбаясь. Вторую часть фразы она не договаривала. Макс прошел через Дахау и остался в живых только для того, чтобы потерять сына, а теперь ему предстояло вот-вот потерять еще и жену. Сколько же в состоянии выдержать человек, пусть даже и необычайно крепкий?

— Неужели он потерял и тебя тоже? — прошептала она. Бен в то время жил в пяти кварталах от школы на шестом этаже ветхого многоквартирного дома без лифта, где коридоры пропахли кошачьей мочой, а линолеум на полу вздулся и пошел пузырями. Никаких денег от родителей Бен из принципа не принимал.

— Ты слышишь меня, Бен?

— Но мои дети, — сказал Бен и сам услышал в собственном голосе, что уже сдался. — Я им нужен.

— Ты нужен ему, —

очень тихо ответила мать, и на этом разговор закончился.

Итак, теперь он обедал с богатыми клиентами, заставлял их ощущать себя чрезвычайно важными персонами, чувствовать себя обласканными и польщенными тем, что им уделяет внимание не кто иной, как сын основателя фонда. Еще он тихо и незаметно работал на общественных началах в центре для “трудных детей”, стараясь сделать своих пятиклассников послушными и благонравными, словно алтарные служки. А все остальное время, которое только мог выкроить, он посвящал лыжам, парапланеризму, сноубордингу, скалолазанию, а также женщинам, хотя был разборчив и избегал слишком уж продолжительных знакомств.

Старому Максу придется подождать.

Внезапно обстановка холла отеля “Сен-Готард”, выкрашенного в красно-розовые тона и уставленного темной тяжелой венской мебелью, показалась ему гнетущей.

— Вы знаете, я решил, что, пожалуй, лучше подожду на улице, — сказал Бен посыльному.

Человек в хаки жеманно улыбнулся в ответ:

— Конечно, сэр, как вам будет угодно.

Моргая, Бен вышел на яркое полуденное солнце и остановился на тротуаре Банхофштрассе, величественного проспекта, обсаженного липами. По обеим сторонам красовались дорогие магазины, кафе и множество небольших известняковых особняков, в которых размещались финансовые учреждения.

Посыльный с багажом торчал у него за спиной, пока Бен не сунул ему пятидесятифранковую купюру и жестом не велел убираться.

— Премного благодарен, сэр! — воскликнул коридорный с плохо разыгранным удивлением.

Швейцары должны были предупредить его, когда автомобиль появится на вымощенной брусчаткой аллее слева от отеля, так что Бен не спешил. Ветер с Цюрихского озера приятно освежал после долгого времени, проведенного в душных и горячих комнатах, воздух в которых был пропитан запахом кофе и не столь сильным, но тоже безошибочно узнаваемым сигарным дымом.