А затем слова Тита окончательно уложились у него в голове. Ситуация предстала пред ним как на ладони — и в который за сегодняшний день раз у него на спине проступил холодный пот.
Существовало всего два варианта, при которых мальчишка мог решиться на подобное представление — или он нашел актера, которому сначала хорошо заплатит, а потом воткнет нож в спину, чтобы не болтал, — и в таком случае Цезарь уже был мертв, и они уже опоздали, или…
—
Тот никогда не согласился бы оговорить сам себя перед лицом всего Города по-хорошему — и варианты, которые подкидывало Квинту воображение, были один хуже другого.
Пулло замер на месте и невидящим взглядом уставился куда-то в темноту. Осознание нанесло ему слишком сильный удар.
— Настроения солдат? — Квинт попытался перевести тему, надеясь, что это выведет его из ступора.
И это сработало.
Пулло потряс головой, отгоняя ошеломление, и спустя несколько бесконечно долгих мгновений ответил:
— Тринадцатый и шестой на нашей стороне, Квинт. Все, до единого. Завтра мы его вытащим, — на его лице читалась мрачная решимость.
— Или отомстим.
[1] Имеется ввиду гражданская война 49–45 до н. э.
[2] Жирный намек на осаду Алезии в 52 г. до н. э. Подробнее — Caes., BG, VII, 68–89.
[3] Si vales, bene est; ego valeo. Стандартная форма, которой римляне часто начинали письма. Перевод — если ты здорова — хорошо, я здоров.
Скептик (Атия III)
Окончательно сбитая с толку Атия молча наблюдала за тем, как в лучах восходящего солнца Луций Марций, проклиная фалернское, сенат, триумвират и почему-то Митридата Евпатора, пытался натянуть на себя панцирь. Панцирь активно сопротивлялся. Рабы не решались к нему подходить, зная, что с похмелья хозяин всегда не в духе, Атию с ее попыткой предложить помощь, он послал куда подальше немногим ранее.
Поэтому она сидела в кресле, наблюдала за выписываемыми мужем пируэтами и пыталась решить, стоит ей на него обижаться, или все-таки нет.
Последняя застежка после неравного боя все же сдалась Луцию и он, облегченно выдохнув, мешком повалился на стоявшее неподалеку ложе:
— Эй, мальчик, — окликнул он молодого раба, что ошивался рядом и тихо хихикал в кулак, наблюдая за его потугами, — Принеси-ка мне еще фалер…
Атия возмущенно кашлянула:
— Луций, что я тебе говорила?
— У меня голова раскалывается, — мрачно проворчал Луций, — Это лекарство.
— Знаю я твое лекарство. Сегодня полечишься, завтра полечишься, послезавтра. А потом — привет запой. Не допущу. Эбурий, стой, где стоял, — одернула она раба. Луций отчаянно застонал, — И вообще, ты мне обещал сегодня сходить к Гаю и помочь выяснить, что у него там происходит. Раз уж ты утверждаешь, что никаких лемуров там быть не может.
Пусть по прошествии времени и при свете солнца та роковая ночь и казалась ей страшным сном, который ушел с рассветом, чтобы больше никогда не вернуться — Скрибония и домашние сына тоже все видели, а значит ей не могло причудиться.
— Да пойду я, пойду, — глухо отозвался Луций, — Но, если ты хочешь, чтобы от меня была хоть какая-то польза — ты дашь мне выпить.
Атия была непреклонна:
— Мы уже об этом говорили, я не хочу повторяться. Нет. Я не хочу, чтобы мой муж превратился в Катона[1]. Или, чего хуже — Бибула[2].
Очередной глухой стон со стороны Луция стал ей ответом.
— И скажи мне, чего ради ты вообще так вырядился? — перевела она тему, надеясь, что хоть так получится отвлечь мужа от желания выпить.
Луций осекся прямо посреди очередной страдальческой тирады, вкратце сводящейся к «люди добрые, помогите, злая жена не дает опохмелиться!», а потом повернулся к ней и неожиданно серьезно сказал:
— Ты просто не помнишь Суллу. Ты тогда еще слишком маленькой была, — по спине Атии пробежал холодок. Мама ей рассказывала… — Ты меня, конечно, извини, но твой сын… Слишком сильно мне его напоминает.
— К чему ты клонишь? — голос Атии практически сошел на нет. Она была совершенно не уверена, что хочет услышать ответ на этот вопрос.
— Честно? К тому, что у твоего сына мы сможем обнаружить все, что угодно. И к этому чему угодно лучше по максимуму подготовиться заранее.
Атия нервно сглотнула.
Он ошибался. Он просто не мог не ошибаться. Возможно, он был прав и дело было действительно не в лемуре, но то, свидетелями чему они со Скрибонией стали, просто не могло быть делом рук человеческих.
— А мне точно надо идти? — раздался неуверенный голос Скрибонии.
Александр Омельянович , Александр Омильянович , Марк Моисеевич Эгарт , Павел Васильевич Гусев , Павел Николаевич Асс , Прасковья Герасимовна Дидык
Фантастика / Приключения / Прочая документальная литература / Документальное / Проза для детей / Проза / Проза о войне / Самиздат, сетевая литература / Военная проза