Да, Я. снова снятся сны. Беседы, посвященные национальной идее и ведшиеся поздним вечером, рождают в нем ночью вещие сны. В тесном дворе, в котором скопилось немало людей, где кто-то по ошибке закрыл массивные чугунные ворота, разъезжает сама по себе какая-то тяжелая строительная машина, кажется, экскаватор. Он вертится на гусеницах, манипулирует ковшом с редкой расческой на конце, поднимает и опускает к самой земле поблескивающее голой сталью лезвие бульдозерного отвала. Люди бегают по двору как зайцы.
Я. вскакивает в кабину, дергает рычаги, в которых ничего не смыслит, и видит, как тяжелая клешня опустилась на чью-то голову, а отвал прижал человека к стене. С ужасом понимает Я., что, дергая без толку рычаги, он стал соучастником преступления. Но вот наконец кто-то распахивает ворота, уцелевшие люди бегут и он с ними. Его никто не ищет и не обвиняет, но ему теперь всю жизнь придется молчать и утаивать свое ужасное прошлое, а ведь до сих пор ему нечего было скрывать.
От этих размышлений он не просыпается, и вскоре, хотя во сне тяжело определять временные промежутки, перед ним появляется Веничка, прилегший на панцирную кровать в одежде, и, опершись на локоть, интересуется:
– Все забываю спросить, ну как тебе там?
– Нормально, – отвечает Я.
– Не писаешься теперь по ночам от своих комплексов?
– Нет, не писаюсь, – отвечает Я. И все же, подумав, жалуется: – Знаешь, в своей прошлой жизни там, у вас, я пару раз проделывал мысленный эксперимент. Я воображал, что моему приятелю ночью приснился сон, будто он еврей. И представлял себе, как он просыпается в холодном поту. И знаешь, в этом эксперименте была для меня некая сладость. Здесь же меня, особенно в первые годы, мучил кошмар, что я, забывшись, ляпну что-нибудь лишнее о России и задену совершенно зря приличного человека из ваших.
Веничка откинулся на подушку и едва ногами не взбрыкнул от хохота.
– Теперь понимаешь, говнюк, сколько ты нам доставлял неудобств?
– Понимаю, – сказал Я. виновато и проснулся.
Едва приоткрыв глаза, он различил занесенную над самым ухом ладонь с соединенными вместе пальцами, но, не успев еще рвануться в сторону, понял, что это только скомканный угол одеяла.
ПИСЬМО Б.
Я. ошибался или, вернее, ошибался кто-то другой, а именно некто, пишущий эти строки, полагавший, что сны Я. навеяны вечерними беседами, посвященными национальной идее. Настоящая же причина была сверхъестественной и основывалась на связи, посредством которой между близкими людьми прогоняются потоки впечатлений и мыслей каналами и средствами, о которых человечеству еще предстоит узнать. В этот вечер Б. сочинял письмо своей младшей сестре, в котором описывал происшествия прошедшего дня, собираясь по окончании сочинения отправить свое послание в Миннеаполис, штат Миннесота, электронной почтой. Выполнив свое намерение и поставив последнюю точку около полуночи в субботу на 34-м меридиане, Б. сделал попытку вычислить: возможно ли, что его сестра на бог знает какой долготе Миннеаполиса, где сейчас то ли на 9, то ли на 10 часов меньше, заглянет в E-mail, и стоит ли ему подождать ее отклика? Нажав кнопку “Send”, он решил, что не стоит, и в этот самый момент его сообщение раздвоилось на электронную и неизученную составляющие. Электронная двинулась через серверы в Миннеаполис, а неизученная потекла в сны Я.