Протоколы с претензией

Осенние праздники приходятся на сентябрь-октябрь. О, еврейские праздники! Это вам не былой Новый Год, который – ночное веселье. Или 1 Мая, которое – пирушка после прогулки-демонстрации свежим весенним утром с транспарантами “Слава труду!”, портретами вождей на длинных палках, игривым выкриком в микрофон с трибуны “Да здравствуют славные советские женщины!”, на который отзываются демонстранты громовым “Ура!”, но потом замечают справедливости ради, что всякие женщины бывают славными, и не только советские. Женщинам же еврейским – больше всего в радость Судный день из-за обязательности диеты. Но на Песах, весной, им полагается съесть калорийные клецки в супе, нейтрализовать вредное действие которых, может быть, поможет им чтение пасхальных наставлений. Только День независимости для выходца из Российской Империи – день со стержнем, платиновый имплантант, на котором он может закрепить протез вновь обретенного чувства национального достоинства. Во всех остальных еврейских праздниках – привкус чего-то, не нами названного “хаосом иудейским”, в котором присутствует, тем не менее, скрупулезность, характерная для еврейской религии. Например, время начала Нового Года можно попытаться выяснить из газет, но оно разное для разных городов (рекомендуется сверить сведения в нескольких газетах, чтобы не стать жертвой досадной опечатки или обычной журналистской небрежности). Если сердце требует привычной точности (пепел боя Курантов стучит вам в грудь), то можно выяснить меридианы муниципалитетов городов, для которых время наступления Нового Года указано в газете (для начетчиков – меридиан, проходящий через центр кресла мэра в его кабинете), затем – координаты места, где вы встречаете праздник (центр праздничного стола). Теперь методом пропорции можно вычислить миг, когда следует... поднять бокалы с шампанским? Нет – макнуть яблоко в мед! Сердцу этого действия мало, но вкус приятен, и если яблоко в меду запить шампанским, и сделать это в точно вычисленный момент, то, смеем утверждать, вас ждет не убыток праздничных ощущений, а наоборот, – прибавка в роскоши новогодних восторгов.

  А на Генисаретском озере, куда члены Кнессета прибыли, чтобы провести новогоднюю ночь в палатках, в эту пору года, ранней осенью, обычно еще жарко, но к вечеру неизменно поднимается настойчивый ветер. Позже опускается темнота на рядом поднимающиеся скалы Голанских высот, а на противоположном берегу начинает светиться Тверия. Она светится не блеском Рима и не славой его Императора, одолжившего городу свое имя. Иной экстремист скажет, что так ее и нужно осматривать туристам – ночью, с другого берега. Тьма, плеск воды, отраженная в ней Тверия, легкий карамельный запах, оставшийся на теле от серных купален, которые компания тоже посетила сегодня, эфир легенд – смягчают и склоняют к миролюбию. Время разжечь костер и при свете его приглядеться к соседям.

  В мини-Америке еврейского государства, разбитого на более мелкие еврейские этно-культурные анклавчики, межанклавные беседы редко бывают безоглядно открытыми. В телевизионном хороводе на темы политики и жизни, которые сходятся и расходятся, сходятся и расходятся, старая ашкеназская светская элита встречается со специально подготовленными для целей внешнего сношения обладателями витых пейсов, к которым наспех прилажена старая песенка “и тот, кто с пейсом по жизни шагает...” и для которых наш Великий Шутник изобрел специальный туалет с двумя унитазами – один для мясной, другой для молочной пищи. Во встрече непременно участвует и новый истеблишмент восточного происхождения. Вместе они выглядят ужасно теплой еврейской компанией, где все участвующие в беседе пикируются и кричат друг на друга увлеченно, самозабвенно, и кажется, главной заботой их является – как бы им, не дай Бог, и впрямь не поссориться. Приглядевшись, все же видишь, что это хорошо притертые разные части. Передача закончится, телекамеры разведут по углам студии, а люди разойдутся по углам для людей. Новых выходцев из Российской Империи среди них, как правило, все еще нет. В этом есть и определенное удобство. Сидя по другую сторону телеэкрана, они как будто смотрят из-за зеркального стекла, обмениваются между собой одобрительными замечаниями, комментариями, насмешками, сами оставаясь невидимыми, а значит, неуязвимыми. Если кто-то все же приглашен, с ним повышенно предупредительны, колючие вопросы не забрасывают ему за воротник, гадкий голубь фамильярности, не признающий никаких дистанций, не садится к нему на плечо, к спине его не припечатывают добродушную восточную “чапху” и даже, о знак величайшего неравенства, – его не перебивают в беседе. Новичок! А значит, и спросу с него большого нет. Спешить некуда.