Протоколы с претензией

  И хотя Я. относится к этой затее как к явному преувеличению, Баронесса отправляется на разведку, и следом за ней увязывается Я. “Бейт Камински” называется небольшой комплекс низких зданий, приютившийся среди зелени на окраине городишка, в котором они живут. Пройдя по опрятным дорожкам с цветами по сторонам, она осторожно заглядывает во входную дверь, и взгляд ее натыкается на старичка в инвалидной коляске, чья нога импульсивно дергается. Баронесса отшатывается от двери, и Я., тоже заглянувшему в дверь, чтобы узнать, что так поразило жену, приходится едва ли не бежать, чтобы догнать ее. Намного позже он решается прокомментировать этот эпизод, введя в семейный лексикон определение “храбрый котенок”.

  По протекции все того же зеленщика они идут вместе приводить в порядок садик при доме. Получив инструменты, они рывком бросают машину своего усердия вперед. Слышен свист шин и вой мотора, разрывает воздух визг циркулярной пилы, ковш карьерного экскаватора вгрызается в скальный грунт, громадный насос откачивает воду из затопленного Нью-Орлинза, который русские именуют Новым Орлеаном. Все это – образ усердия приближающейся к сорокалетию пары бывших инженеров-начальничков (Я. приблизился больше, Баронесса меньше), вскапывающих землю, швыряющих сорняки в кучу. Это – образ усердия, выжимающего пот ручьями из их телесной оболочки. Они работают так, как, по слухам, на вольном Западе работают все вольные пахари. Их работодатели, муж с женой, ими явно довольны, после работы они приглашают их выпить с ними чаю. Они ведут светскую беседу, в конце которой сообщают, что намерены заплатить им не по 10, как платят обычно, а по 12 шекелей в час. Обе пары чрезвычайно горды собой и своим сионистским порывом. Возвращаясь домой, Я. и Баронесса проходят мимо лавки зеленщика.

  – Заплатили? – спрашивает их зеленщик.

  – Конечно, – удивляются они самому вопросу и любопытной улыбке зеленщика.

  – Они персы (персидские евреи, конечно), – осторожно пытается он объяснить, но по-прежнему остается не понят Я. и Баронессой, а дальнейших объяснений политкорректный зеленщик им не предоставляет. Объяснение приходит гораздо позже из местных анекдотов, согласно которым персидским евреям приписывается особая прижимистость. Даже сыну-студенту денежные купюры, гласит анекдот, перс посылает по факсу.

  Этой ночью им не удается заснуть, их тела ломит, гнет, и на следующий день работа уже идет совсем не так споро. Еще и участок земли, на котором они сегодня трудятся, гораздо жестоковыйнее вчерашнего, сорняки оставляют в руках лишь свои пышные прически, а их упорные тела держатся за землю с настоящим сионистским задором, стремящимся посрамить Я. и Баронессу, евреев новой формации и железной закалки. Вредным растениям удается их злокозненный замысел. На лицах работодателей проницательным трудящимся, воспитанным на высоких образцах русской словесности, известной своей тонкой чувствительностью, несложно прочесть выражение трагического разочарования. Молчат и те, и другие. Наконец, окончательно выбившись из сил, бывшие инженеры сдаются, они объясняют хозяевам возникшие неожиданные трудности с характером земли. Хозяева выражают понимание. Я. заявляет, что за сегодняшний труд он не может позволить себе просить больше восьми шекелей в час. Это заявление тоже воспринимается с уважительным пониманием. Чая и беседы сегодня не будет. Они расстаются в суровом немногословии. Пустые головы уцелевших сорняков провожают их издевательским покачиванием, в котором столько едкого недоверия к изнеженным субъектам, которым дай бог удержать в руке шариковую авторучку с голубой пишущей пастой. Этой пастой, ее голубым цветом, одного с нашим знаменем, заполнен банковский чек. Патриотическая голубизна чековых чернил оплатит им их великий трудовой порыв.

  В другой раз им было предложено помочь привести в порядок квартиру после ремонта. Как и было договорено, Я. и Баронесса предстали перед дверью работодателя в 8:00. Когда хозяйка квартиры, худощавая, стройная женщина, открыла дверь, по радио раздавались сигналы точного времени.

  – Ну, вы прямо как солдаты, – сказала она одобрительно.

  Уже через час-полтора работы она, скомандовав передышку, повела их на кухню и, прикуривая одну сигарету от другой, угощала завтраком, кофе и вела беседу уверенным и твердым тоном. Она из Польши. Чтобы поддерживать домашний порядок на должном уровне, она продала дом, с которым слишком много хлопот, и купила эту квартиру. Что здесь убирать, Я. с Баронессой плохо себе представляют. Но стараются пройтись предоставленными в их распоряжение моющими и трущими средствами по и без того чистой мебели и полам.

  – Страна нормальная, – говорит она, – народ тяжелый. Да, я – социалистка, мне не нравится, когда вас используют.

  Прощаясь, она выписывает чек на сумму, равную той, которую они тратили в то время на питание в течение месяца. Открыв дверь и увидев на пороге две центральных газеты Еврейского Государства, она с убежденностью говорит:

  – Это мусор и это мусор! Хотите?