Протоколы Сионских Мудрецов

«А мне стесняться нечего, — вызывающе сказал Сашка. — Нашлись моралисты на мою голову…» Он еще раз прошелся по комнате и наконец остановился перед Шломо. «Видишь ли, Славик, — неловко начал он, глядя в угол. — Мне предложили читать курс лекций в Институте Плюрализма. По теме «Нравственный выбор журналиста»…» Он замолчал. «И?.. — подтолкнул его с дивана Сеня. — И?.. Заканчивай, чего уж там…»

«И… я согласился…»

Кто-то вдруг хлопнул ладонями в шломиной голове, притопнул и, высоко вскидывая колени, запел: «подружка моя, ты не сомневайся…»

«Эй, Славик, что ты молчишь, скажи что-нибудь, — позвал его Сеня. — Ты смотри, Саш, как его тряхануло… Впечатлительный ты наш…»

Шломо и в самом деле молчал, не к месту улыбаясь и тщетно пытаясь справиться с внутренним своим топотуном, на высокой ноте выводящим: «…я пойду его встречать, а ты одевайся!» Сашка по-прежнему стоял истуканом; потом, так и не дождавшись шломиной реакции, развел руками и начал кружить по комнате.

«Смотри, Александр, — солидно сказал Сеня, закуривая. — Оставляя в стороне твое присоединение к Слизняку, которое и в самом деле выглядит несколько… э-э-э… чрезмерным даже на фоне твоих нынешних духовных исканий, я должен заметить, что твои рассуждения по поводу промывки мозгов все же не вполне корректны. Ты говоришь: «или-или». Либо промывка националистическая, либо промывка гуманистическая. Надо только выбрать — которая из них лучше. Так?» Сашка кивнул.

«А если я, к примеру, не хочу никакой промывки? — продолжил Сеня. — Ни-ка-кой. Если мне в равной степени наплевать и на идеалы сионистского Отечества и на прекрасные идеалы гуманизма? Для меня — высшая ценность — Я Сам. Разве плохо? Шкурно, зато честно. Чем не вариант?»

«Подружка моя, ты не сомневайся…» — задумчиво пропел Шломо.

«О! — радостно подхватил Сеня. — Вот и царь Шломо прорезался. Скажи уже что-нибудь, порадуй нас откровениями верного мужа и друга…»

«Где уж мне с моими промытыми мозгами, — все так же задумчиво отозвался Шломо. — Хотя, знаете… Вот вам несколько наблюдений моего филистерского сознания. Во-первых, твой, Сеня, вариант — совсем не третий, потому что Сашкин гуманизм в итоге сваливается именно к провозглашенному тобой шкурничеству. А как же иначе? Все человечество любить — это уж больно неконкретно, сплошной туман. А собственная шкура — вот она, родная, всегда под рукой. Так что себялюбие — это гуманизм на практике.

Во-вторых, если уж выбирать между двумя промывками… Я не вижу ничего плохого в защите своего дома, семьи, друзей, Отечества, коли на то пошло. Да и при чем тут промывка мозгов? Разве не естественно защищать группу, к которой принадлежишь? Волки дерутся за свою стаю, муравьи — защищают свой муравейник. До смерти, заметьте, защищают. У них что — тоже мозги промыты?»

Сашка в отчаянии хлопнул себя руками по бедрам: «Но ты-то не муравей, не волк! Ты человек, тебе затем разум и даден, чтобы изжить в себе психологию стаи!»

«С чего ты взял? А может, — как раз таки затем, чтобы эту стаю получше организовать, защитить? Ты пел что-то о самореализации. Но настоящая самореализация бывает только в рамках группы. Или во имя группы. Если, конечно, не брать нашего Сенечку в качестве обратного примера… Он-то реализовался в полной мере, не так ли, Сеня?»

В комнате наступило молчание. Потом Сеня погасил сигарету и, прищурившись, посмотрел на Шломо: «Спасибо тебе, Славик, на добром слове. Чаю хочешь?»

«Не за что, — смущенно ответил Шломо. — Сам напросился. А чаю не надо, я уже на работу опаздываю. Так что мы с подружкой пойдем…»

«С какой подружкой?»

«Да есть тут одна приставучая…» — и он вышел, напевая накрепко привязавшуюся «подружку».

«Подружка моя, ты не сомневайся — я пойду его встречать, а ты одевайся. Или — раздевайся? Черт его знает… Подружка моя…» В голове его было пусто и звонко, и не хотелось ни о чем думать.

9

В Барселоне Бэрл остановился в неприметном отеле «Сити Парк», в десяти минутах ходьбы от вокзала «Сантс». На этот раз сюрпризов не было. Чемодан ждал его в платяном шкафу. Вытряхнув на кровать незатейливое содержимое верхнего отделения, Бэрл щелкнул потайным замочком второго дна и приступил к осмотру своего арсенала. Помимо обычной «беретты» с глушителем и спецпатронами, чемодан содержал недурной набор штурмового оружия — гранаты, укороченный десантный «узи» и девятимиллиметровый «ерихо» с обычным снаряжением. Бэрл остался доволен. «Беретта», незаменимая в быстрых контактных ликвидациях, мало чего стоила в открытом бою. Тут Бэрл предпочитал оружие израильского производства.

С членами своей группы он встречался в маленьком открытом кафе, там, где кривая Авенида де Мадрид, побыв какое-то время короткой и куцей Авенидой де Берлин, окончательно превращалась в Авениду де Париж — прямую, длинную и ухоженную. Бэрл пришел на встречу заранее, но оба парня уже были на месте, поджидая его за крайним столиком. «Привет, ребята, — улыбнулся он, присаживаясь. — Меня зовут Бен. Кто на этот раз вы?»