Протопоп Аввакум. Жизнь за веру

Познакомившись с протопопом Аввакумом, молодая боярыня под влиянием его страстных речей и длительных бесед становится его духовной дочерью и горячей поклонницей. Когда именно состоялось первое знакомство Морозовой с Аввакумом, точно неизвестно (вполне возможно, что оно произошло в доме её троюродного брата Феодора Ртищева), однако уже с весны 1664 года, то есть со времени возвращения Аввакума из сибирской ссылки в Москву, их отношения были очень близкими. Когда гонения на староверов усилились, Морозова стала оказывать материальную помощь ссыльным и принимать у себя гонимых. Вокруг её дома собираются ревнители древлего благочестия. Со всеми противниками никоновских реформ, в том числе с протопопом Аввакумом, она вела активную переписку. Он называл её любовно сестрой, ставя необычайно высоко: «моей дряхлости жезл и подпора, и крепость, и утверждение».

Боярыня Морозова предложила Аввакуму пристанище в своём обширном доме. Он согласился. И с тех пор дом Морозовой становится самым настоящим центром московской оппозиции никонианским реформам. Здесь же в это время жила некая «инокиня благоговейная» Мелания (Александра Григорьевна). Старица Мелания была одной из ярчайших личностей в первом поколении русских старообрядцев. О ней высоко отзывался протопоп Аввакум, величая её «блаженной и треблаженной матерью». Наставляемая старицей Меланией, которой она «смирившися Христа ради, отдадеся под начал и до конца отсече свою волю», Морозова начала вести фактически монашеский образ жизни, пешком ходила по темницам, щедро раздавая милостыню заключенным, совершала паломничества по святым местам, к чудотворным иконам и мощам святых угодников.

В своём доме, ставшем по сути монастырём в миру, боярыня держала пять изгнанных инокинь и сердечно радовалась, стоя на ночном правиле и сидя за трапезой рядом с ними. Вместе с боярыней находились её сестра княгиня Евдокия Урусова и жена стрелецкого полковника Мария Данилова — также ставшие духовными дочерьми протопопа Аввакума. В числе юродивых, невозбранно приходивших в дом Морозовой и живших там подолгу, были знаменитые ревнители древлего благочестия Феодор, Киприан и Афанасий. Феодор, которого Аввакум привёз с собою из Устюга, ходил в одной рубашке, мёрз на морозе босой, днём юродствовал, а ночью со слезами стоял на молитве. О нём так рассказывал Аввакум: «Много добрых людей знаю, а не видал подвижника такова! Пожил у меня с полгода на Москве, — а мне еще не моглося, — в задней комнате двое нас с ним, и, много, час-другой полежит да и встанет; тысячу поклонов отбросает, да сядет на полу и иное, стоя, часа с три плачет, а я таки лежу — иное сплю, а иное неможется; егда уж наплачется гораздо, тогда ко мне приступит: “долго ли тебе, протопоп, лежать тово, образумься, — веть ты поп! как сорома нет?” И мне неможется, так меня подымает, говоря: “Встань, миленькой батюшко, — ну-таки встащися как-нибудь!” Да и роскачает меня. Сидя мне велит молитвы говорить, а он за меня поклоны кладет. То-то друг мой сердечной был!»

Другой юродивый, Киприан, был известен даже царю, бывая во дворце среди «верховых богомольцев». Не раз молил он царя о восстановлении старой веры, ходил по улицам и торжищам, свободным языком обличая Никоновы новины. Впоследствии оба юродивых будут сосланы на север: Феодор — на Мезень, Киприан — в Пустозёрск, и там казнены: первый в 1670 году, второй — в 1675-м.

Юродивый Афанасий, происходивший из нижегородских пределов, был духовным сыном и учеником протопопа Аввакума. Рано начав скитаться по монастырям, он имел возможность ознакомиться с книжными сокровищами многих прославленных русских обителей, что в дальнейшем позволило ему в своих сочинениях представить многочисленные свидетельства в пользу старой веры. Юродствуя, бродил босиком в одной рубашке и зимой и летом, «плакать зело же был охотник». «А с кем молыт, и у него слово тихо и гладко, яко плачет». Впоследствии, когда Аввакума сошлют в ссылку на Мезень, Афанасий оставит подвиг юродства и возглавит старообрядческую оппозицию, приняв в 1665 году иночество с именем Авраамий. Обличая новых «князей церкви», он напишет: «Начальницы славою света сего суетнаго прельстишася, и аки тмою, сластолюбием и сребролюбием помрачишася…» После Собора 1666–1667 годов и ссылки вождей церковной оппозиции в Пустозёрск инок Авраамий будет служить связующим звеном между ними и их сторонниками в столице. В 1667–1669 годах он составит обширный полемический сборник «Христианоопасный щит веры против еретического ополчения», в котором будут собраны его полемические писания, послания его друзей (Аввакума, Феодора, Феоктиста, Иоанна Неронова), автобиографическая «Записка» Епифания, некоторые сочинения писателей прошлого (например, Максима Грека). 6 февраля 1670 года Авраамий будет арестован за переписку с Аввакумом, расстрижен и весной 1672 года сожжён в Москве «на Болоте» — «яко хлеб сладок принесеся Святей Троице»…