По случаю рукоположения нового патриарха царём был устроен в Грановитой палате богатый стол. «И из стола святейший Никон патриарх Московский и всеа Руси встав, ездил кругом города Кремля на осляти. А осля водили под патриархом бояре и околничие те ж, которые были у стола».
Русские архиереи, участвовавшие в поставлении Никона, дали ему настольную грамоту за своими подписями и печатями. В грамоте говорилось: «С великою нуждею умолиша его на превысочайший святительский престол». В этот день патриарху были поднесены богатые подарки, а через некоторое время царь пришлёт ему золотую митру-корону — по образцу тех, что носили греческие патриархи, — вместо обычной до того времени патриаршей шапки, опушённой горностаем…Став патриархом, Никон резко изменил своё поведение по отношению к своим вчерашним соратникам-боголюбцам. «Егда поставили патриархом,
— пишет протопоп Аввакум, — так друзей не стал и в крестовую пускать» (то есть в залу для приёмов на Патриаршем дворе). Его гордыня и упоение властью поистине не знали границ. «Он любил пышные богослужения и неустанно совершал их, привлекая для участия к сослужению всех разрядов клириков до 40–75 лиц, — писал историк Церкви А.В. Карташев. — Украшался самыми дорогими облачениями из патриаршей ризницы и создавал новые, небывало роскошные. Например, к Пасхе 1655 года был заказан саккос из венецианской парчи чистого золота, усыпанный жемчугом и драгоценными камнями в таком количестве, что весил полтора пуда; одна епитрахиль, максимально украшенная, весила около пуда. Стоимость облачения по-тогдашнему оценивалась в 30тысяч рублей [31]. Такая преувеличенная богослужебная пышность подсказывалась не просто одной суетностью, но была для Никона символом и орудием усиления его власти. Никон хотел реализовать права, какие он вычитывал для себя в букве Кормчей. Например, Павел Алеппский сообщает, что до Никона ни один епископ не ставился без царского указа. А Никон стал это делать равно единственно по своей власти — и судить, и запрещать епископов… Никон был строг и тираничен в суде над духовенством. Особые дьяки Никона ходили по церквам Москвы и доносили ему о беспорядках. Патриаршие стрельцы забирали на улицах нетрезвых попов и сажали в каталажки. Всё это и раньше практиковалось. Но при Никоне приняло характер “террора”. Слуги Никона тоже стали заносчивыми. Это взволновало и подняло против Никона большинство Москвы. Начиная с бывших друзей Никона — протопопов Стефана Вонифатьева, Иоанна Неронова, Аввакума — всё духовенство поднялось против патриарха. Гордость и недоступность Никона были безмерными. Говорили: “У него устроено подобие адовых предписаний; страшно к воротам подойти”».Ко всему прочему, по мере увеличения власти в Никоне развились неимоверное самодурство и крайняя жестокость. Архидиакон Павел Алеппский рассказывает об одном характерном эпизоде, произошедшем на пиру у патриарха: