Проценты кровью

– Пилю, моя дорогая девочка, – улыбнулся Ерожин.

– Долго еще? – в интонации Нади слышалось детское нетерпение.

– Часа четыре, моя хорошая. Если ничего не случится… – ответил Петр Григорьевич и добавил: – Есть шоферская примета: точного времени прибытия говорить нельзя.

– И не говори, только приезжай поскорее. Я тебе уже и рубашку нагладила, и ботинки начистила.

– Спасибо. Постараюсь побыстрее, – пообещал он и хотел прощаться, но Надя заволновалась:

– Только не гони. Осторожно езжай. Лучше я подожду подольше…

Отключив телефон и вернув трубку на сиденье, Петр Григорьевич подумал, что никогда он так не рвался домой. И никогда раньше его так не раздражали командировки и все то, что отнимает возможность видеть Надю. А в последнее время мотаться пришлось много. Так уж жизнь повернулась. Ерожин сбросил скорость. Перед поворотом на городок Гагарин дозорный пост автоинспекции, и дежурный сотрудник не упустит случай содрать за превышение скорости с владельца крутой иномарки. Снова звякнул мобильный.

– Петька, где тебя черти носят? – раздался в трубке бас генерала.

– Еду, Иван Григорьевич. Уже недалеко, в Московскую область вошел.

– У тебя там задница еще с сиденьем не срослась? – поинтересовался Грыжин и, не дожидаясь ответа, загоготал. Ерожин понял, что бутылкой любимого армянского коньяка в запасах генерала стало меньше.

– Ладно, Петька, отгуляем, заделаем с тобой фирму. Хватит тебе не своим делом заниматься, бизнесмен хренов, – продолжая гоготать, сказал генерал на прощание.

Знак объезда Ерожин увидел издали. Дорогу ремонтировали, и машины пустили по параллельной грунтовке. Пришлось ползти на второй передаче. Шикарный «Сааб» для наших грунтовых дорог не спроектирован. Петр Григорьевич усмехнулся и подумал, что на своей «девятке» он бы и тут мог выжать километров семьдесят, а иностранная цаца, пожалуй, развалится, и на ремонт потом потратишь столько же, сколько стоит родная «девятка». Наконец объезд кончился, и «Сааб», вырулив на асфальт, рванул сразу за сотню.

– Да, братец, на цивильной дороге ты хорош, – вслух похвалил машину водитель.

Населенных пунктов вдоль трассы не наблюдалось, и Петр Григорьевич поднажал. Стрелка спидометра поползла к ста восьмидесяти. Ерожин вспомнил определение Грыжина, связанное с его теперешней деятельностью. «У Ивана Григорьевича не заржавеет. Быстро словцо найдет, если и грубоватое, то точное», – подумал он. А бизнесом подполковник занялся не по своей воле.

По бокам дороги потянулись озимые. Они напомнили Ерожину поля гольф-клуба в подмосковном Нахабино. Сколько времени прошло с тех пор? Всего месяца четыре, а кажется – вечность. И сколько всего произошло. Ерожин представил себе Надю в своей квартирке, и ему стало необыкновенно хорошо внутри. А тогда он думал, что ее теряет. Сильно изменил жизнь отставного подполковника Ерожина выстрел из английского пистолета. Снова запел телефон. Звонил секретарь Севы Кроткина Рудик. Теперь это был его, Ерожина, секретарь. Без Рудика с фондом подполковник бы не справился.

– Петр Григорьевич, у вас завтра в десять совещание. Шведы уже приехали. А в двенадцать обед с представителем австрийской фармацевтической компании. Помните, тот, что мы отложили из-за вашей поездки?

– Хорошо. Только мы за два часа можем не успеть разделаться со шведами, – ответил Ерожин и наморщил лоб. Он силился припомнить вопросы, которые предстояло решить со шведскими партнерами, и боялся соглашаться на следующую встречу.

– Петр Григорьевич, у австрийцев в пятнадцать ноль-ноль самолет. Перенести встречу с ними на более позднее время я не смог.

– Хорошо, Рудик. Постараемся уложиться. Но в четыре у меня совещание в аксеновской фирме. На завтра больше встреч не назначай, – попросил Ерожин.

Озимые давно закончились, но мысли о гольф-клубе продолжали вертеться в голове. Тело убитой Фатимы быстро вывезли, и семейство Аксенова в тот день ничего не узнало. Но Петр Ерожин понимал, что от разговора не уйти. Многое для непосвященных в это запутанное дело казалось неправдоподобным. Сыщику предстояло объяснить, что Фатима со своими сообщниками, наркологом Гариком и его сестрой – парикмахершей, накачали Веру наркотиками, перекрасили ее в черный цвет и усадили на ташкентский рейс. Сама же Фатима под видом Веры вернулась в Нахабино. Ее и застрелил Ерожин на площадке гольф-клуба. Но самое трудное, что предстояло подполковнику, – это открыть Аксеновым правду: Фатима – их родная дочь, подмененная в родильном доме на Надю. Настоящие родители Нади – Вахид и Райхон.