Провидение зла

От боли она потеряла сознание. И уже выкарабкиваясь в явь, похвалила сама себя, что поступила именно так, на то, чтобы вскрыть рану в два приема, духу бы у нее не хватило. Нога была покрыта гноем. Боль не уменьшилась, но едва не потрескавшуюся кожу можно было потрогать. Кама промыла ногу горячей водой, затем снова взяла в зубы жгут и залила рану квачем. По правилам надо было бы промыть рану насквозь, но она покрывалась холодным потом даже при мысли об этом. Смешав снадобье от Сора, запах которого ей показался знакомым, с толикой смолы от Фелиса, Кама перевязала придуманным ею средством рану и стала вспоминать заклинание, которое могло бы помочь ей справиться с недугом. В голове теснилось не меньше трех десятков лекарских наговоров, но большая часть содержала кучу древних лаэтских, атерских и руфских слов, в их понимании Кама не была уверена, поэтому она выбрала самое просто заклинание, которое должно было изгнать из раны все чужеродное, а именно грязь, гной, нечисть, если такая сумела проникнуть в ее кровь, и прочее, что не относится к живой плоти. Кама несколько раз прошептала это заклинание на память, дабы увериться, что ее нога не останется, к примеру, без ногтей или кожи, затем позволила себе подремать, а под утро расчистила на земле небольшой участок, вычертила необходимые знаки, накрыла их чистой тряпицей, поместила в центр рисунка больную ногу, которую вновь начало подергивать, положила по углам рисунка крупинки с мумом и, прошипев заклинание, щелкнула пальцами.

Ничего не происходило. Кама уже начала нервничать, когда крупицы с мумом раскалились, ноге стало щекотно, затем тепло, словно она расчерчивала рисунок на недавнем кострище, и вдруг – горячо. Прикрывающая рану штанина и повязка вспыхнули, и хотя тут же обратились пеплом, крик, который издала принцесса Лаписа, донесся не только до реки, но и до противоположного берега.

Она пришла в себя уже днем. Порты ее лишись до колена одной из штанин, а на ране не оказалось не только следов повязки, но и мази. Кожа покраснела, и хотя обошлось без водяных пузырей, ожог был серьезным. Но вместе с тем опухоль спала. Кама потратила остатки смолы, чтобы обмазать всю ногу от колена до кончиков пальцев, перемотала ее остатками ткани и в очередной раз обозвала себя неучем и дурехой, потому как переодеть порты следовало до того, как нога будет плотно замотана и перестанет разгибаться. Так или иначе, к полудню Кама уже ковыляла по зеленой полянке, присматривала за лошадьми и соединяла содержание двух мешков в один, удивляясь, сколько полезного помещалось в мешок Сора и как все это теперь уложить в ее мешок, если он и так полон, а разворошенные вещи дакита неожиданно увеличились в объеме и никак не хотели помещаться даже на свое прежнее место. Тогда Кама вновь оставила все как есть и легла спать. Она проснулась рано утром. Лошади стояли рядом и, судя по их довольному виду, были готовы идти куда угодно, а еще лучше остаться на том же месте на неделю, а то и на месяц. Нога почти не болела и даже стала походить размером на здоровую. В течение десяти минут Кама собрала мешок, выкидывая все ненужное и то, что не должно было храниться в нем. Разве только кисет из-под смолы Фелиса и серебряный рог, переданный Адамасом, заставили ее замереть на несколько секунд, но и тому, и другому место в мешке все же нашлось. Затем Кама приладила на руки наручи тонкой работы со стальными вставками. Приготовила поножи, но надевать не стала, оставила в подсумках. Перекусила, пожевав сушеных груш, сухарей и запивая все это водой, и вскоре уже спускалась вместе с лошадьми к реке.

Дорога из Лаписа в Кирум, которая шла по правому берегу Малиту, никогда не была особенно многолюдной, хотя постоялые дворы и деревеньки сменяли друг друга через каждый десяток лиг, но такого, чтобы за день по ней не проследовал хотя бы один караван и не проехало хотя бы с десяток подвод, не говоря уже о дозорных и пеших странниках, не бывало никогда. Теперь Кама не увидела никого, а она потратила не менее двух часов, чтобы добраться распадками до тракта, убедиться, что нет опасности, и спуститься уже к самой воде.

Весенний прибыток еще только начинался, вода уже бурлила вдоль галечника, намытого под известняковым обрывистым берегом, но до разлива оставалась еще неделя. Окрестности Лаписа, берега Малиту, горные склоны Лаписской долины и особенно тропу к перевалу через отроги Балтуту между Лаписом и Ардуусом Кама знала наизусть. А ведь проклинала Сора Сойгу, когда он заставлял королевских отпрысков бежать с оружием и мешками по нескольку десятков лиг в день. Когда устраивал пеший поход до Ардууса и обратно. Когда вынуждал питаться тем, что можно найти в горах. Не жалел, не щадил и не вздрагивал от слез Нукса и Нигеллы, обещавших «все рассказать маме и папе». И вот ничего этого уже больше не будет.