Провидение зла

– Это легкий вопрос, – скривился в гримасе Веррес. – Нет короткого пути. Не трать время на его поиски. И я без всякого удовольствия отправился к тебе навстречу, бастард. И почтовые голуби не летают над Светлой Пустошью. И поганые сэнмурвы тоже не летают. А если летают, то не к нам. Но те, кто обладает силой, истинные правители этого мира, способны разговаривать друг с другом на расстоянии. Да, предстоятели Храмов – не Великие Мастера магических орденов, вряд ли они могут составлять заклинания по любому поводу, но их сила больше, чем сила орденцев, поскольку она обращена к богу и питается божественной силой! И если твой отец, который, без сомнения, истинный правитель, потому что и он обладает божественной силой, может говорить с предстоятелем Храма, значит, и он угоден богу, и оказать ему помощь, наставить его отпрыска на истинный путь – наш долг!

– Сила обращена к богу, – повторил Литус и поежился, оглядываясь, натыкаясь всюду на непроглядную тьму, и Кольцо Смерти отсюда, от часовни, вновь казалось непроглядным. – Обладает божественной силой. Странно слышать подобное, находясь на равнине, залитой кровью и захваченной мерзостью. О каком боге ты говоришь? Об Энки или о Лучезарном?

– Об Энки или о Лучезарном? – переспросил Веррес, захихикал, погрозил Литусу пальцем, оглянулся, словно вновь взявшая силу инквизиция стояла за его спиной, наклонился к самому уху бастарда и весело прошептал: – Это уже второй вопрос!

Глава 25

Балтуту

Кама загнала лошадь, но оторвалась от погони. За пять лиг до перевала она слезла с тяжело дышащего, покрытого пеной, едва стоящего на ногах животного, перегрузила мешки на вторую лошадь, которая тоже была утомлена, обняла первую, погладила и хлопнула по крупу. Иди, бедолага, к покрытым пробивающейся зеленой травой склонам! Если суждено тебе прийти в себя, попасть в хорошие руки, значит – повезло. Если нет, что ж, спасибо Сору еще и за то, что привел тогда в Ардуусе хороших лошадей.

Дальше пришлось идти, держа вторую лошадь под уздцы. В горах оказалось неожиданно холодно, словно весна только-только подбиралась к не слишком высоким вершинам Балтуту, хотя снег уже просел и нависал над узкой тропой пластами. Во всяком случае, сложенный из серого камня первый дозорный бастион ардуусской стражи пустовал. Еще с половину месяца перевал считался непроходимым. Что ж, если так и окажется, придется оставить лошадь и перебираться ползком. Кама пошевелила плечами. Вот уже и легкая кольчужница кажется неподъемным грузом. Но снимать ее не следовало. И не только для защиты от стрелы или ножа, денег у Сора оказалось предостаточно, в деньгах она пока не нуждалась, но теперь, оставшись без собственного королевства, Каме предстояло считать каждую монету.

– Как долго? – неожиданно произнесла она вслух, словно должна была задать этот вопрос кому-то рядом, той же лошади. Но лошадь осторожно переступала по ледяной корке и ничего ответить Каме не могла. А слезы, которые начали душить принцессу, не добрались до глаз, иссякли на полпути, потому что все, что могла, она уже выплакала во время погони. Оттого, наверное, и щеки обветрила. Они горели пламенем.

Через два часа, когда до перевала осталось не более двух сотен шагов, Кама оглянулась. Далеко внизу, в начале заснеженной тропы, крохотными фигурками темнели пять всадников. Они пытались ехать верхом, но через сто-двести шагов должны были непременно спешиться.

«Остальные пошли в обход, – подумала Кама. – Сколько их – неизвестно. Этих – только пять. Жаль, что только пять».

Она подумала о том, что собирается убить этих пятерых, и вдруг испугалась собственного спокойствия. Вот только теперь, в это самое мгновение, она поняла, что убила собственными руками уже двоих людей. Одним из них оказался тот, кто еще не так давно жил под ее веками. Вторым – юный мерзавец, которого до сего дня она имела возможность не замечать. Ее двоюродный брат. И вот она собирается убить еще пятерых, а потом еще столько, сколько потребуется, чтобы огонь, который пылал в ее сердце, хотя бы немного ослабел, и не испытывает ни волнения, ни тревоги. А ведь все время, которое она провела с мечом в руках на заднем дворе лаписского замка, главной мыслью, живущей в ней неотступно, было ожидание ужаса от того, что оружие в ее руках рассечет живую плоть, причинит боль и принесет смерть. Она никогда не думала, что ее будущий противник может оказаться ее врагом или случайной жертвой. Она была уверена, что рано или поздно ей придется убивать, и печалилась лишь о том, как сама будет жить после убийства, совершенного собственными руками. И вот она уже начала убивать и ничего не чувствует, кроме пустоты внутри и холода снаружи.