Проводник

От увиденного Вера протяжно закричала. Ее лицо исказилось в жуткой гримасе боли и отчаяния. Увиденное ею со стороны, открыло ей боль их с Митей отношений, хотя при жизни все это казалось ей не таким уж значительным и представлялось вполне себе бытовой историей уставшей матери и сына. Все чувства были очень реалистичны, – словно Вера все еще была жива, – и так сильно обострены, что ей было сложно терпеть и она попыталась отвернуться от этого эпизода ее жизни. Но у нее не получилось, невидимая сила резко дернула ее голову в сторону и заставила смотреть новое кино…

Следующий экран показывал, как уставшая после рабочего дня Вера сидела перед телевизором. Зашедший к ней маленький Митя, попросил поговорить с ним. У него в школе конфликт, и он не сумел справиться с ним сам. На экране появилась драка, он один, их несколько. Смех, глумление. Вера отрешенно слушает невнятные жалобы своего сына. Они снова некстати, ей хочется тишины. Прерывая его не следующей секунде, она утомленным голосом произносит, казалось бы, совершенно безобидные и стандартные для такой ситуации слова: «Сынуль, ну не обращай внимания на идиотов. Иди, мама устала».

В следующее мгновение Вере показали, как Митя плачет в своей комнате. Этот маленький человек оказался очень одиноким, несмотря на то, что у него была мать.

– Сынок, прости! – отчаянно выкрикнула Вера.

Она была опустошена, ей было достаточно лишь этих двух эпизодов из ее жизни, чтобы сломаться. Вера сильно любила своего сына, но, оказывается, не успела заметить того, что себя она любила все-таки больше.

Несмотря ни на что, Вера и ее Проводник продолжали лететь. Обе руки тряслись от напряжения, пытаясь из последних сил удержаться друг за друга, потому что перед ними продолжали всплывать картинки с Вериными ошибками, проступками и грехами. Ее одежду рвали на части, возникающие вокруг фигуры незнакомых людей. Они пугали ее своим криком и обликом. Вера из последних сил держалась за руку Проводника и вдруг неожиданно выкрикнула:

– Господи!! Иисусе Христе! Сыне Божий, помилуй меня, грешную!

И в следующее мгновение все как будто остановилось, они вошли в зону относительного покоя. Проводник ослабил свою руку. Вера летела совершенно истощенная. Ее одежда состояла из сплошного тряпья. Глаза ее были закрыты, но по щекам текли настоящие слезы. Вера осознавала все, но было уже совсем поздно. Ее нет, и она не может ничего исправить.

Она не совершила ни одного греха, но перед собой оказалась грешна…

Яркий теплый свет озарил все вокруг в то мгновенье, когда проводник сам отпустил Верину руку.

Она словно была выброшена в невесомость и парила на спине в вечном покое, расставив в стороны обессилевшие руки.

Убийца.

1993 год.

Москва.

Скорая ехала в своем привычном режиме по Кутузовскому проспекту, даже не стараясь обгонять мешающие на пути автомобили. Врачи, преданные своему делу и клявшиеся когда-то именем Гиппократа о том, что будут спасать во что бы то ни стало абсолютно всех людей на земле, сейчас исполняли свой долг явно в полсилы.

Перед ними на окровавленной кушетке лежал мужчина лет сорока. На нем была черная кожаная куртка, под которой виднелась пропитанная насквозь кровью олимпийка Adidas.

– Поперек горла мне уже эти братки, – сказал один из врачей бригады, – сами себя лупят, а мне спасай. Ради чего?! Ну, если сейчас не спасу, его же все равно хлопнут через неделю. Сил нет уже, к роженицам и старикам не успеваем из-за этих уродов. Разряд! Всё, фиксируй время смерти…

Врач, словно мясник вытер свои руки от крови умершего Виктора, попавшейся под руки случайной тряпкой.

Виктор все слышал и видел. На его лице не было совершенно никаких эмоций. Он просто спокойно ехал на соседнем кресле и наблюдал за тем, как его тело упаковывают в черный полиэтиленовый пакет.

Внезапно раздался громкий матерный крик водителя скорой, и машина резко затормозила. Пассажиры, словно бильярдные шарики начали разлетаться по салону кто куда. Виктор сидел как и прежде, только теперь, словно в замедленной съемке мог наблюдать, как тот самый врач, который только что махнул на его спасение рукой, смертельно врезается виском в отлетающий электрокардиограф, а медсестричка – симпатичная молоденькая девушка, наверняка не поняв, что в данную секунду происходит, на глазах у Виктора ломает свою тонкую красивую шею и мгновенно умирает, свернувшись в совершенно в неестественной для человеческого тела позе.

Виктор все так же безэмоционально вышел из искореженной машины скорой помощи, причем искренне обрадовался своей новой возможности делать это, будто левитируя, словно он – облако, которое тихо и беспрепятственно парит сквозь любые предметы и преграды. Однако в следующую же секунду Виктора охватил какой-то животный страх, но с одновременным ощущением принятия. Он почувствовал, как его руку медленно и нежно кто-то берет и тянет слегка вверх. Покорно, без какого-либо сопротивления Виктор последовал в пустоту…