Проводник (СИ)

Наконец, Мурка определилась. Громко и, как мне показалось, презрительно фыркнув, она отвернулась от Ушастика, переступила через его распластанную тушку и уселась рядом со мной.

— Что ты решила? — поинтересовался я, боясь поверить в удачу.

— Я не буду обижаться на твоего глупого учителя, — ответила кошка.

С моей души скатился огромный булыжник. Стало так легко и радостно, что захотелось что-нибудь отчебучить. Заорать что есть мочи, пуститься в пляс, расцеловать Мурку или даже озвучить Малый Петровский Загиб, чтобы хоть как-то выразить переполняющие меня эмоции. Разумеется, ничего из вышеперечисленного я делать не стал — слава богам, моя крыша еще не настолько потекла. Обняв большую кошку за шею, я тихонько прошептал ей: «Спасибо!», нисколько не сомневаясь, что подруга чувствует, что творится у меня в душе.

— Мне уже можно встать? — поинтересовался Ушастик.

Вот гад! Такой момент испортил! Отпустив хвостатую, я смерил ухмылявшегося нахала гневным взглядом, но все же протянул руку, помогая подняться. После чего, не отходя от кассы, попытался приспустить с небес на землю:

— Ты радоваться-то не спеши! Это Мурка передумала обрывать тебе уши, а у меня еще остались претензии. Например, я хочу узнать, почему ты не посвятил в свой план остальных. Неужели сложно было все им объяснить? Откуда такое наплевательское отношение к близким? И откуда столь пофигистическое отношение к собственной жизни? Нет, я еще могу понять нежелание делиться подробностями с Викой и Лисенком — кто-то (не будем показывать пальцами) мог невзначай проболтаться, кто-то (опять же вспомним о культуре поведения) из благих намерений сообщить мне, но Мурке ты обязан был рассказать. Из соображений элементарной безопасности. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Окажись у нее чуть меньше благоразумия, или сними я блокиратор эмоций — и кто знает, чем могла закончиться твоя авантюра!

Странно, но на Ушастика мои аргументы не произвели ровным счетом никакого впечатления. Отряхнув штаны, он преспокойно заявил:

— Ты преувеличиваешь, никакого риска не было. Я знал, что марилана не сможет нарушить приказ. Метка не позволит. Ник, я же рассказывал о ее основных функциях, неужели ты забыл?

— Нет, я помню — структура метки насильственным образом обеспечивает кошкам безграничную преданность хозяину. Но ведь ко мне Мурку магически никто не привязывал, а значит, ничто не принуждает ее слушаться. И я не понимаю…

Дар не дал мне закончить:

— Ник, при чем здесь моральные установки? Я говорю о самой основе метки! Даже после потери главного управляющего центра она должна исправно функционировать и обеспечивать полное подчинение, так как по сути своей является модифицированным вариантом рабского ошейника. Не важно, что в твоей ауре нет для него якоря — для большинства структур данного типа он является необязательным дополнением, поскольку метке достаточно осознанного образа. Иными словами, пока марилана считает тебя своим хозяином, нравится ей это или нет, она выполнит любой твой приказ.

От слов Дара у меня все внутри заледенело. Нет, я отказываюсь в это верить! Моя подруга — не рабыня! Смерть бывшего хозяина должна была сбросить оковы с ее шеи, а я никогда не посмею одеть новые! Мурка, родная, почему ты молчишь? Прошу, успокой меня, скажи, что Ушастик ошибается… Но большая кошка не спешила избавлять меня от моральных терзаний. Она тяжело, совсем как человек, вздохнула, печально поглядела на меня и передала кусочек своих воспоминаний.

Какая ирония — всего несколько минут назад я сравнивал опыт получения памяти от разных реципиентов, отдавая предпочтение воспоминаниям подруги. Так вот, я был не прав. В этот раз все прошло иначе. Мое сознание отключилось, но не мягко и нежно, медленно погружаясь в туман с картинками, увиденными чужими глазами, а резко и больно, как будто меня по голове приласкали разводным гаечным ключом. Мгновение дезориентации, яркая вспышка — и я перестал быть собой…

Комната, наполненная странными запахами, заставляющими нос сильно чесаться. Я удобно устроилась на полу, обвив лапы хвостом. Хозяин сидит рядом на лавке. Ему плохо, я это вижу, но его учитель не испытывает беспокойства. Выходит, опасности для жизни хозяина нет. И все же я волнуюсь. Его дыхание учащается, а мысли становится все труднее различать. Почему эльф ничего не предпринимает? Хозяину все хуже, а я ничего не могу сделать!

Наконец, ушастому надоедает возиться со своими мисками, наполненными разной несъедобной гадостью, и он подходит к нам. Во мне зарождается надежда. Сейчас он все исправит, сейчас хозяину станет легче… Что? Не мешать эльфу, что бы ни случилось? Хорошо, не буду. Он же собирается помочь, ведь так? Но учитель берет хозяина за лапы и внезапно резким движением ломает их. Я слышу возмущенный возглас и бросаюсь на выручку. Тело пронзает вспышка боли, от которой темнеет в глазах. Она останавливает меня лучше любых цепей, и я понимаю, что это означает. Такое уже бывало, когда я пыталась пойти против воли старого хозяина. Я не могу ослушаться приказа!