Многие историки и политики на Западе до сих пор сожалеют о том, что политические и военные руководители США и Англии «чрезмерно» затянули открытие второго фронта и упустили возможность остановить русских не на Эльбе, а намного раньше, например, на Висле или еще лучше — на западной границе СССР. Тогда можно было бы разговаривать с ними «с позиции силы», то есть диктата. Однако эти господа не учитывают одну простую истину — летом 1944 г. советские войска имели реальные возможности вести решительные наступательные операции до берегов Ла-Манша и без вторжения союзных войск на север Франции. Это в то время хорошо понимали и политики, и генералы, готовившие операцию «Оверлорд».
Не помогла нашим союзникам их попытка разыграть на завершающем этапе войны антисоветскую карту. Речь идет о сговоре за спиной СССР резидента стратегической разведки США А. Даллеса с нацистским представителем опергруппенфюрером Вольфом («Дело Вольфа — Даллеса») о возможности капитуляции германских войск и открытии фронта англо-американским войскам в Северной Италии. Это стало достоянием обмена посланиями между Сталиным и Рузвельтом.
29 марта 1945 г. Сталин направил Рузвельту послание, в котором писал: «…я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт.
Только в целях создания такой гарантии и было Советским правительством признано необходимым участие представителей Советского военного командования в таких переговорах с врагом, где бы они ни проходили — в Берне или Казерте. Я не понимаю, почему отказано представителям Советского командования в участии в этих переговорах…»
Ответное послание Рузвельта 2 апреля: «Никаких переговоров о капитуляции не было, и если будут какие-либо переговоры, то они будут вестись в Казерте все время в присутствии Ваших представителей.
Я должен повторить, что единственной целью встречи в Берне было установление контакта с компетентными германскими офицерами, а не ведение переговоров какого-либо рода».
Сталин, не получив удовлетворительного ответа, 5 апреля направил новое послание: «Вы утверждаете, что никаких переговоров не было еще. Надо полагать, что Вас не информировали полностью. Что касается моих военных коллег, то они, на основании имеющихся у них данных, не сомневаются в том, что переговоры были и они закончились соглашением с немцами, в силу которого немецкий командующий на Западном фронте маршал Кессельринг согласился открыть фронт и пропустить на Восток англо-американские войска, а англо-американцы обещали за это облегчить для немцев условия перемирия. Я понимаю… в результате этих сепаратных переговоров в Берне… англо-американские войска получают возможность продвигаться в глубь Германии почти без всякого сопротивления со стороны немцев, но почему надо было скрывать это от русских и почему не предупредили об этом своих союзников — русских?
И вот получается, что в данную минуту немцы на Западном фронте на деле прекратили войну против Англии и Америки. Вместе с тем немцы продолжают войну с Россией — с союзницей Англии и США».
Рузвельт в тот же день ответил Сталину: «Я уверен, что в Берне никогда не происходило никаких переговоров, и считаю, что имеющиеся у Вас об этом сведения, должно быть, исходят из германских источников, которые упорно старались вызвать разлад между нами, с тем чтобы в какой-то мере избежать ответственности за совершенные ими военные преступления. Если таковой была цель Вольфа, то Ваше послание доказывает, что он добился некоторого успеха.
Откровенно говоря, я не могу не чувствовать крайнего негодования в отношении Ваших информаторов, кто бы они ни были, в связи с таким гнусным, неправильным описанием моих действий или действий моих доверенных подчиненных».
В заключительном послании на эту тему 7 апреля Сталин ответил: «В моем послании от 3 апреля речь идет не о честности и надежности. Я никогда не сомневался в Вашей честности и надежности, так же как и в честности и в надежности г-на Черчилля. У меня речь идет о том, что в ходе переписки между нами обнаружилась разница во взглядах на то, что может позволить себе союзник в отношении другого союзника и чего он не должен позволить себе. Мы, русские, думаем, что в нынешней обстановке на фронтах, когда враг стоит перед неизбежностью капитуляции, при любой встрече с немцами по вопросам капитуляции представителей одного из союзников должно быть обеспечено участие в этой встрече представителей другого союзника.