Провокации против России

Представляя свое новое правительство парламенту 13 мая 1940 г., У. Черчилль произнес краткие, но глубокого смысла слова: «Я скажу палате, как уже сказал тем, кто вошел в правительство, — я не могу вам предложить ничего, кроме крови, труда, слез и пота. Перед нами пора тяжких страданий. Перед нами много, много месяцев борьбы и лишений. Вы спросите, какова наша политика? Я отвечу: вести войну на море, на суше и в воздухе со всей мощью и силой, дарованной нам господом, вести войну против чудовищной тирании, равной которой еще никогда не было в мрачном, горестном списке человеческих преступлений… Вы спросите, какова наша цель. Я отвечу одним словом: победа, победа во что бы то ни стало, победа, несмотря на все ужасы, победа, как бы то ни был длинен и тяжел к ней путь, ибо без победы не может жить — поймите это ясно, — не может выжить Британская империя, не может выжить все то, за что стоит Британская империя, не могут выжить импульсы веков, движущие человечество к достижению его целей…»

Став в 1940 г. британским премьер-министром, он решил исправить ошибку Чемберлена и опираться в будущей войне на СССР. Это был серьезный политический шаг Черчилля, так как в стране в то время господствовали «мюнхенцы», враждебные СССР, которые и мысли не допускали идти на союз с коммунистической Россией в борьбе с нацистской Германией. Их классовая идеология господствовала над здравым смыслом. Да и у самого Черчилля ненависть к социализму сидела в генах и была его неизлечимой болезнью, которая особенно усилилась после советско-германского договора о ненападении.

По оценке советского посла в Лондоне И. М. Майского (1932–1943), сам Черчилль неоднократно говорил о себе, что его богом является Британская империя и что все его политические действия определяются интересами сохранения империи.

«Теперь, после 22 июня 1941 г., интересы Британской империи по-прежнему довлели над сознанием Черчилля, однако в обстановке Второй мировой войны он считал, что эти интересы прежде всего связаны с Атлантикой и Тихим океаном, с бассейном Средиземного моря и Ближним Востоком. Вопрос же о России у Черчилля стоит на втором месте и вдобавок еще проникнут внутренним противоречием: Россия нужна как союзница против Германии и в то же время Россия опасна, ибо если она выйдет из войны очень усилившейся, то может поставить в трудное положение Британскую империю — не как завоевательница ее территорий, а как мощный морально-политический фактор, способствующий ее внутреннему разложению».

Черчилль не хотел поражения СССР, ибо в этом случае победоносная Германия с удвоенной силой обрушилась бы на Англию и, вероятно, в конце концов оккупировала бы Британские острова. Но Черчилль не хотел также полного разгрома Германии, ибо в этом случае СССР стал бы слишком могущественным и исходящее от него влияние грозило бы подорвать колониальные основы Британской империи да и вообще вызвать в мире большие потрясения антикапиталисти-ческого характера.

Идеальным с точки зрения Черчилля было бы, если Германия и СССР вышли из войны сильно потрепанными, обескровленными и на протяжении по крайней мере целого поколения бродили бы на костылях, в то время как Англия пришла бы к финишу с минимумом потерь и в доброй форме европейского боксера.

Этой стратегией он руководствовался в ходе всей Второй мировой войны, особенно при решении вопроса об открытии второго фронта и конечных целях войны. Отсюда, естественно, вытекало стремление проявить максимум экономии в затрате собственных усилий на выигрыш войны и, наоборот, переложить максимум страданий и потерь на Советский Союз.

Однако Черчилль в одном важном и принципиальном вопросе просчитался. Он далеко не сразу сумел правильно оценить огромную экономическую мощь и военную силу Советского Союза в войне. Как многие другие западные государственные и политические деятели, он исходил из того, что Германия и СССР измотают друг друга в мертвой схватке, истощат свои силы и ресурсы, и тогда англосаксы станут диктовать свою волю на международной арене. На деле такой сценарий не сработал.

Уже после Сталинграда Черчилль увидел, что исход Второй мировой войны решается на советско-германском фронте в пользу Советского Союза, а это по раскладу британского премьера может привести к огромному влиянию советской супердержавы в послевоенном мире. Потому он сменил свою стратегию — от политики открытой поддержки союзника по антигитлеровской коалиции перешел к скрытой войне против него, которая все больше усиливалась по мере успешных действий Советских Вооруженных Сил и их стремительного наступления на Запад.

По моему мнению, можно определенно утверждать, что именно с этого момента Черчилль стал главной фигурой в антигитлеровской коалиции, по инициативе которого происходили основные драматические взаимоотношения между «большой тройкой», а — значит, и между союзными государствами в целом.