Проза жизни

Лишь сейчас Сотников поразился необычайной силе этой ручонки, похожей на бледный картофельный росток в погребе. Может, от надувшего в уши ветра или оттого, что ночь не спал, да еще натощак, в помутненном сознании Олега вертелась, свербила осточертевшая за секунду мысль: «А ведь я его… Где-то я его… Надо же!» Мальчик встал как вкопанный, рубашонка полыхала на ветру, то и дело оголяя выпяченный, горошиной, пуп.

— Вот я ей, чтоб смечь не стригла! Стричь не смела, язви! — Это он отпустил в адрес жены, которая летом тоже стригла наголо сыновей.

Толкучка гудела, была пестра от женщин — редко кто прибыл покупать или продавать в одиночку, как он. Олег протолкался в глубинку. Машин стояло много, все подержанные — «Волги», «Москвичи», горбатые и негорбатые «Запорожцы», уже побитые или ржавые от соли «Жигули». У него никогда не было автомобиля, одни лишь мотоциклы, и приценяться Сотников не умел. Он прошел на пятачок, где машины сторговавшихся владельцев и покупателей стояли на комиссию. Первый же увиденный «Жигуль» потряс его: новенький, бамперы в мовиле, сверкающий лаком! Тут не надо было и «в зубы» заглядывать — это была машина! Машина его мечты!

— Слышь, — скашлянул он хрипотцу и обиду, обратился к старухе, сидевшей за рулем. — Хозяин-то кто?

У старухи оказались ярко-синие, пронзительные какие-то глаза, будто в солнечный ветреный день ярилось цветом взволнованное озеро.

— Ну я, дальше чего? — через минуту ответила синеглазка.

— Купила или продала?

— Ну, купила, — через минуту услышал он.

«Вот партизанка! Каждое слово — клещами!» — ругнулся мысленно Олег. Но все-таки допросил бабку. Выяснилось, что машина с завода, прошла семь километров, и куплена «за свою», то есть государственную цену, без переплаты.

— Черт знает что! — выругался он, отойдя. — Старуха, песок с нее сыплется — и технику покупает!

Чужая удача пришпорила его. Олег ринулся к автомобильным рядам. На ходу присматривался, прислушивался, как торгуются другие. И вскоре уже сам, преодолевая стеснение, бросал одни и те же вопросы:

— Сколько прошла?

— Пятьдесят, — отвечал, глядя перед собой в стекло, тучный ветеран.

— Сколько просишь?

— Семь шестьсот. Комиссионные — твои.

— Дорого.

— Поговорим, может, и недорого будет.

— А низ?

— Покрыт антикором. Зимой в гараже стояла, по соли не ездил.

— Семь, — сказал Олег, хотя семи у него не было. Просто не знал, о чем еще спросить.

— Вон там дают, — по-прежнему не взглянув на него, указал пальцем ветеран.

А к ним уже подлетела парочка: «Сколько прошла? Какого года? Сколько просишь?»

— Да погодите вы, я торгуюсь, — озлился Олег на этих городских. Мадам в брюках, пучеглазая, в розовых очках, как лягушка, губы — по десять сантиметров. — Ну, семь сто.

— Шестьсот.

— Это же выше цены!

— Поди, в магазине купи! — Ветеран завел мотор и уехал. Совсем уехал.

В дальнем конце толкучки жгли костер из ящиков. Человек двадцать стояли с подветренной стороны, грели в дыму руки, сыпали анекдотами, хохотали.

— Чем мужчина отличается от мальчика? — третий раз подряд спрашивал улыбчивый украинец. Никто не мог ответить. Тогда он ответил сам: — Ничем. Просто у мужчины игрушки дороже.

— Во-во, по семь тыщ, — поддержали его.

Олег не улыбнулся. «Мужчина от мальчика… мальчика…» — Ему навязчиво вспоминался тот мальчик, глядящий в душу. И неясно чем это воспоминание тревожило Олега. Заслезились от дыма глаза, и он снова пошел по рядам. Автомобили уже перестроились, кто-то уехал, подъехали другие, и туда, где только что стоял неплохой «Жигуль», к которому не мешало прицениться, подогнали новенькую, с четырьмя фарами «Волгу». Владелец — ни дать ни взять, директор крупного завода, солидный и холеный начальник. Едва скрипнули тормоза, как к нему на переднее сиденье плюхнулся странный тип в зеленой женской кофте, на цыганских скошенных каблуках, в широкополой шляпе, согнутой пополам, как чебурек. «Волжанка» тут же дала газу и снялась подальше от мнимых покупателей.

— Видал, как дела делаются! — сказал один.

— У такой шляпы — и деньги? — не поверил другой.

— Э-э, — философски-невозмутимо протянул пожилой узбек в тюбетейке. — Ти куда глядел? Ведь пир-крашин полностю!

Все захохотали: сумей-ка так перекрасить!

Подъехала чистенькая «шестерка», за рулем — подполковник медицинской службы с румяным лицом и траурными глазами. По румянцу можно было предположить, что он кутила, весельчак и преферансист, а вот по взгляду… Взгляд был такой, как если бы вчера на его глазах погибла вся его семья.

— Сколько просишь? Год? Чьи комиссионные? — заголосили со всех сторон, и Сотников тоже, незаметно для себя самого. Никому и в голову не пришло, что в армии к офицеру на «ты» не обратишься.

— Не продаю, — спокойно ответил подполковник.

— А низ? — по инерции выкрикнули сзади.

— И низ тоже, — улыбнулся он, запер дверцу и ушел куда-то.

Вокруг зашумели: рядом купили-продали такую машину, такую! И хозяин будто бы сказал, мол, мне лишнего не надо, за что купил, за то и… Главное, чтоб сына не испортить. Сын — дороже.

— Э-э, — сказал узбек, — пир-крашин полностю!