Прозрение

Проснулся я на заре. Небо казалось прозрачным розовым куполом света над темным холмом земли. Мне страшно хотелось есть и пить. Я быстро встал, сложил вещи в мешок и пошел вниз по склону холма к ручейку, возле которого Бриджин когда-то не позволил мне вдоволь напиться. Зато уж теперь я напился вволю! Я был один — значит, я и дальше пойду один и проживу свою жизнь так, как считаю нужным, и буду пить там, где захочу! И непременно отправлюсь в Месун, где все люди свободные, где в университете учат всяким премудростям и где живет поэт Каспро!

На ходу я попытался спеть его гимн Свободе, но певцом я всегда был никудышным, да и голос мой среди этой тишины и птичьего пения показался мне похожим на карканье вороны. Так что петь я не стал, но повторял про себя слова его поэмы, и они словно оживали и шли рядом со мною, и в ушах у меня звучала тихая музыка, сплетенная из этих слов.

В лесу все быстро меняется, падают старые деревья, поднимается новая поросль, зарастают кустарником тропы, но свой путь я все время видел совершенно отчетливо и всегда находил его именно там, где искал, и позволял своей памяти подсказывать мне, что именно связано с тем или иным местом, в которое я пришел. Вот и поляна, где мы с отрядом Бриджина подобрали убитых ими ранее оленей. Там я съел свой скромный обед, жалея, что сейчас у меня нет ни кусочка той замечательной оленины. Мой заплечный мешок стал каким-то чересчур легким, и я уже подумывал, не стоит ли снова свернуть на восток, чтобы побыстрее выйти из этого проклятого Данеранского леса и попытаться купить еды в какой-нибудь деревне. Но пока что мне не очень хотелось покидать лес. Пожалуй, решил я, лучше все-таки остаться здесь и постараться как можно дальше обойти лагерь Бриджина, если он все еще существует; а потом постараться выйти на тот путь, куда в тот раз вывел нас с Венне Чамри, советуя как можно скорее уйти на безопасное расстояние от Сердца Леса и людей Барны, и оттуда двигаться прямо на север, к реке Сомулане, первой из тех двух рек, которые мне предстояло преодолеть. А по дороге к реке наверняка найдется какая-нибудь деревушка, где можно будет раздобыть еды.

Я очень даже неплохо воплощал свой план в жизнь, пока не понял, что нахожусь неподалеку от Сердца Леса, чуть восточнее этого города. Река Сомулане в этих местах как раз поворачивала на север, и я, следуя вдоль ее излучины, не сразу заметил, что оказался в знакомых местах. Мне очень хотелось есть, а в реке я заметил маленькие водовороты и сразу понял, что это играет форель, — так иной человек безошибочно определяет, например, что высоко в небе кружат именно голуби. Упустить подобную возможность я, разумеется, не мог. Спустившись на берег очень милой небольшой заводи, я быстренько собрал удилище, прицепил леску, насадил на крючок слепня и в одну минуту поймал отличную рыбину. А потом и еще одну. Когда я забрасывал леску в третий раз, меня вдруг кто-то окликнул:

— Это ты, Гэв?

Я так и подскочил. Наживку форель, конечно же, сразу слопала. Я схватился за нож и быстро повернулся к этому человеку, который стоял уже у меня за спиной. Узнал я его не сразу и лишь через несколько минут понял, что это Атер, один из тех налетчиков, которые похитили Ирад и Меле. Я сразу вспомнил, как они рассказывали об этом под пиво и этот Атер тогда сказал еще, что любит, когда женщины мягкие да ласковые. Но тогда он был крупным, даже тяжеловесным мужчиной, а теперь передо мной стоял человек настолько изможденный и оголодавший, что я смотрел на него с ужасом, хотя ни малейшей угрозы в его взгляде и не было. Скорее там читалось некое тупое удивление.

— Как ты сюда попал, Гэв? — спросил он. — А я тогда думал, что ты утонул или совсем от нас сбежал.

— Да, тогда я действительно сбежал, — сказал я.

— А теперь, значит, вернулся?

Я молча покачал головой.

— И правильно. К чему там возвращаться-то, — сказал он с тоской и посмотрел на пойманную мной рыбу. Я хорошо знал, как голодные смотрят на еду, но все же решил сперва спросить о том, что уже начинал постепенно понимать:

— Что ты хочешь этим сказать, Атер?

Он лишь беспомощно развел руками.

— Ну, — сказал он, — ты же и сам, наверно, знаешь. — Но, поскольку я продолжал молча смотреть на него, он тоже глянул на меня и пояснил: — Там же все дотла сгорело!

— Как? Неужели весь город? Неужели Сердце Леса сгорело дотла?

Он никак не мог поверить, что я действительно ничего об этом не знаю. Это событие казалось ему настолько значимым, настолько важным для всей его жизни, что некоторое время мне пришлось добиваться от него более толковых разъяснений.

В первую очередь, разумеется, меня сейчас интересовало то, где находятся остальные лесные братья и не набросятся ли на меня охранники Барны, но Атер все повторял как заведенный:

— Нет. Никто не придет. Никого нет. Все сбежали. — А потом прибавил: — Знаешь, я ведь дошел даже до той деревни, куда мы так часто заглядывали; хотел выяснить, нельзя ли там жратвой разжиться, но они и ее тоже сожгли.

— Кто?

— Солдаты.

— Из Казикара?

— Наверно.