Прозрение

До сих пор ферма Венте помнится мне как место совершенно чудесное, и при мысли о ней у меня всегда возникает ощущение летнего тепла. Даже приготовления к отъезду были для нас радостно-волнующими, а уж когда мы отправлялись в путь, это выглядело как парад победителей, хоть у нас и не было барабанов и труб. Огромная, вытянувшаяся вдоль дороги процессия, направлявшаяся к Речным воротам Этры и состоявшая из конных повозок, всевозможных фургонов и влекомых осликами тележек, а также сопровождавшая нас вооруженная охрана верхом на лошадях — все это производило на окружающих неизгладимое впечатление. Я уж не говорю о том, что и нас, тех, кто шел пешком, набиралась целая толпа. Повозки, где ехали женщины, девочки и старики, были такими высокими и неуклюжими, что казалось, мост через реку Нисас слишком узок для них. Но конюхи Сим и Тэн, а также все прочие возницы проявляли высочайшее умение и легко проводили наш караван не только по мосту, но и через любое другое препятствие. Копыта лошадей уверенно цокали, и в такт им качались перья на конской сбруе; впереди ехали старшие братья Сотур и Явен на прекрасных лошадках, привыкших ходить под седлом. А повозки и тележки со скарбом, скрипя, тащились следом за нашими «кавалеристами» под бесконечные крики возниц и щелканье кнутов, и, разумеется, какой-нибудь осел непременно останавливался посреди моста и не желал переходить реку. Некоторые рабыни с маленькими детьми тоже ехали в повозках, взобравшись на груду всевозможных вещей и продовольствия, но большая часть рабов шла пешком; мы, дети, страшно гордились тем, что уезжаем за город, и когда люди останавливались, чтобы посмотреть на нашу процессию, Тиб и я махали им, поглядывая на них с неким покровительственным состраданием: им-то, тараканам запечным, придется все лето торчать в раскаленной Этре!

Мы с Тибом вообще вели себя как собаки на прогулке, так что проделывали путь раза в три больше, чем все остальные, без конца бегая из конца в конец растянувшегося по дороге каравана. К полудню сил у нас, естественно, несколько поубавилось, и мы в основном держались возле той женской повозки, где ехали Сэлло и Рис — они обе уже вступали в такой возраст, когда девочкам не годится бегать, высунув язык, вместе с мальчишками. С ними ехала и Око, а также несколько малышей, и женщины с кухни то и дело, добродушно ворча, совали нам с Тибом всякие вкусные кусочки, когда мы, запыхавшись, подбегали к повозке.

Теперь дорога уже шла вверх и вилась среди небольших полей, раскинувшихся по склонам пологих холмов среди дубовых рощ; а впереди уже виднелись округлые зеленые вершины Вентайнских гор. Когда же мы поднялись еще выше, то, оглянувшись, увидели не только окрестные поля и серебристые извивы Нисас, впадавшей в более широкую реку Морр, но и нашу родную Этру, окутанную туманной дымкой, — крыши домов, тростниковые, деревянные или из красной черепицы, и городские стены с четырьмя воротами, над которыми возвышались сторожевые башни из желтого камня. В центре города сразу бросались в глаза здание Сената и купол Гробницы Предков, и мы все пытались отыскать в сплетении улиц и наш Аркамант; нам казалось, что мы видим даже верхушки тех сикомор у городской стены, где мы когда-то маршировали под командованием Торма…

Повозки скрипели все медленнее, лошади напрягались изо всех сил, таща груз вверх по дороге, кнуты так и мелькали у возниц в руках, пестрые верхушки повозок впереди то исчезали в низине, то начинали опасно покачиваться, когда высокие колеса проваливались в колдобины на пыльной дороге. Солнце жарило вовсю, но ветерок, особенно в тени придорожных дубов, был довольно прохладный. Коровы и козы за деревянными оградами пастбищ восторженно провожали глазами нашу процессию; жеребята на ферме знакомого нам коневода удирали при виде наших повозок, смешно выбрасывая заплетающиеся задние ноги, а потом снова опасливо подбегали к изгороди, чтобы еще разок с любопытством глянуть на нас. Вдруг я увидел, что вдоль длинной вереницы повозок и фургонов к нам бежит какая-то девочка; оказалось, что это Сотур, которой удалось улизнуть от родственников, чтобы ехать вместе с Рис и Сэлло. Сотур разрумянилась от возбуждения, вызванного этим проявлением непослушания, и даже стала несколько более разговорчивой, чем обычно.

— Я сказала Матери Фалимер, что хочу ехать в открытой повозке, и она потихоньку меня отпустила; вот я и прибежала сюда. Там, в фургоне, так ужасно тесно и тряско, что малыша Редили даже вырвало. На открытом возке гораздо лучше! — Вскоре Сотур запела одну старую, всем известную песенку; ее нежный сильный голос так и звенел. Сэлло и Рис вторили ей, а потом к ним присоединились и ехавшие в той же повозке кухарки, и те, кто шел рядом или ехал в соседних повозках. В общем, музыка помогала нам, уже немного уставшим, подниматься в Венте.

До фермы мы добрались уже на закате; эти десять миль, отделявшие нас от города, потребовали целого дня пути.