Прозрение

Я стянул с себя липкую, мокрую рубаху и надел ту, что он мне принес. Рубаха была из мягкого коричневатого полотна, сильно поношенная, с длинными рукавами, очень теплая и приятная на теле. Он подал мне какой-то второй предмет, черного цвета, из тяжелого плотного материала, и я решил, что это накидка или плащ. Я даже попытался набросить эту штуковину на плечи, но никак не мог понять. как же ее пристроить.

Мужчина некоторое время наблюдал за моими действиями, потом рухнул навзничь на берег ручья и захохотал, дрыгая в воздухе ногами. Он смеялся до тех пор. пока глаза его совсем не скрылись в морщинах, а лицо не приобрело багровый оттенок. Затем он перекатился на живот, встал на колени и продолжал смеяться, пока не прослезился. Хотя смеялся он не слишком громко, некоторые обитатели лагеря, услышав его смех, подошли к нам, посмотрели на него, на меня и тоже принялись хохотать.

— Ох, — с трудом промолвил наконец мой новый знакомец, вытирая глаза и садясь. — Ох, ну и посмеялся же я! Это килт, малыш. Его носят… — и он снова захохотал, даже пополам от смеха согнулся. — В общем, носят его… на другом конце туловища!

Я внимательно осмотрел «накидку» и увидел, что у нее есть пояс, как у штанов.

— Ладно, я и без этой юбки обойдусь, — сказал я. — Если ты не против.

— Нет, я не против, — сказал он, ухмыляясь. — Давай сюда мой килт.

— Что ж ты парню свои дурацкие юбки подсовываешь, Чамри? — спросил один из тех, что наблюдали за этой сценой. — Погоди, парень, сейчас я раздобуду тебе что-нибудь более пристойное. — Он ушел и вернулся с парой узких штанов, которые вполне мне подошли, хоть и были немного великоваты. Я с удовольствием их натянул, и он сказал: — Оставь их себе, все равно они мне теперь малы, на пузе не сходятся. Значит, это тебя сегодня Бриджин привел? Решил, значит, к нам присоединиться? И как же прикажешь тебя называть?

— Меня зовут Гэвир Арка, — сказал я.

Тот человек, что попытался одеть меня в килт, усмехнулся:

— Ага, значит, так и будем тебя звать.

Я непонимающе на него уставился, и он пояснил:

— Ты что, хочешь пользоваться именно этим именем?

Я так мало думал в последнее время, что мозги мои никак не желали просыпаться; им, видно, требовалось время для разгона. И Я, решив, что мое полное имя звучит слишком торжественно, сказал:

— Можно просто Гэв.

— Ну, Гэв так Гэв, — пожал он плечами. — А я — Чамри Берн из Бернманта; я пользуюсь своим настоящим именем, потому что сейчас я так далеко от родного дома, что меня никому не выследить — ни по имени, ни по слухам, ни по приметам.

— Ага, он родом оттуда, где мужчины носят юбки, а женщины мочатся стоя, — пояснил один из собравшихся на берегу, и эти слова снова вызвали смех.

— Нижнеземельцы, что с них возьмешь! — презрительно бросил Чамри Берн, махнув в их сторону рукой. — Только свои Нижние Земли и знают! Ну, пошли, Гэв. Надо тебе клятву принести, если ты надумал с нами остаться. В общем, принеси скорей обет и получишь свой обед. Я, кстати, видел, как ты целую кучу мяса притащил, так что обед ты вполне отработал.

Бог Удачи, говорят, глух на одно ухо — на то самоед которому мы и приникаем со своими мольбами, так что услышать нас он не может. А что он на самом деле слышит, к чему прислушивается, не знает никто. Поэт Дениос, например, утверждал, что бог Удачи слышит «грохот звездных колесниц на перепутье в небесах». Я знаю одно: пока я был погружен в глубины той всеобъемлющей тишины, где не было ни мыслей, ни воспоминаний, ни желаний, ни надежды, ни веры, бог Удачи оставался со мной. Я выжил, хотя мне было все равно, выживу ли я. И никто из незнакомых. совершенно чужих людей не причинил мне зла. Я нес с собой много денег, но меня не ограбили. Когда я остался один и готовился умереть, старый безумный отшельник заставил меня вернуться к жизни. И теперь бог Удачи послал меня к этим замечательным людям, и одного из них звали Чамри Берн.

Чамри подошел к столбу, торчавшему возле самой большой хижины, и ударил висевшим там ломиком по прибитой к этому столбу железной перекладине. Возле столба тут же стали собираться люди.

— Вот, познакомьтесь, — сказал Чамри, обращаясь к толпе. — Это новичок. Его зовут Гэв. По его словам, он довольно долго прожил вместе с Кугой-Гоблином, чем и объясняется тот запах, который он принес с собой. Впрочем, он уже успел вымыться в нашей речке, а теперь и к нашей компании хотел бы присоединиться. Верно я говорю, Гэв?

Я кивнул. Я страшно смутился, оказавшись в центре такой большой толпы — по-моему, их было никак не менее двух десятков человек, и все эти люди с любопытством меня рассматривали. По большей части они были молоды, вид имели аккуратный и опрятный, а взгляд столь же непреклонный и решительный, как у Бриджина, вожака того отряда, с которым я пришел сюда. Впрочем, кое-где виднелись и седые или лысые головы; попадались в толпе и толстяки с весьма увесистыми животами.

— Ты знаешь, кто мы такие? — спросил один из лысых. И я, набравшись смелости, выдохнул:

— Неужели вы и есть те самые барнавиты?

Мои слова кое-кого заставили нахмуриться, а кое-кого — рассмеяться.