Пруд гиппопотамов

Давид был частью нашей компании, хотя создавалось противоположное впечатление. Он отошёл в угол и уселся там, скрестив ноги и откалывая куски от каменного обломка. Это была не голова Нефрет, а небольшая, более плоская фигурка, которая вроде бы принимала очертания ушебти. Я предположила, что он просто хотел чем-нибудь занять руки, подобно тому, как женщина вышивает или вяжет.

Во время ужина мы говорили только об археологии. Лишь после еды Уолтер внезапно сменил тему.

– Почему вы с Рэдклиффом не сказали мне, что виделись и разговаривали с Риччетти? – требовательно спросил он.

– Ты говоришь о нём так, будто знаешь его, – возразила я, надеясь, что мне не придётся придумывать оправдание.

– Встречался однажды. Много лет назад, но истории, связанные с ним, превратили его в персону, которую не так-то просто забыть. Проклятье, Амелия, ты не имела права скрывать это от меня. Если бы я знал, что он вернулся к делам...

– То попытался бы отправить меня домой, – прервала Эвелина.

– Прежде всего я не позволил бы тебе приехать сюда.

– Позволил? – Её голос должен был предупредить его, что пора остановиться. Но поскольку Уолтер был мужчиной, то начал терять самообладание:

– Ты не знаешь, на что способен такой мерзавец, как Риччетти. Ты не привыкла к насилию.

Её голос повысился.

– Ты, кажется, забыл обстоятельства, при которых мы впервые встретились[192].

Вполне уместный упрёк. Естественно, он ещё больше разозлил Уолтера.

– Кажется, ты считаешь, что можешь защитить себя – и меня? – дурацким зонтиком, который прятала все эти годы? Но, видишь ли, я знал о его существовании. И не видел причин возражать, раз уж тебе нравилось играть роль героини…

– О Боже, – перебила я. – Пожалуйста, Уолтер, Эвелина – не перед детьми.

Но оба слишком сильно разозлились, чтобы прислушаться ко мне. Эвелина вскочила. Оборки на её груди дрожали от участившегося дыхания:

– Ты не возражал? Как мило и щедро с твоей стороны! Позволить мне забавляться игрушками, будто я ребёнок...

– Ты и ведёшь себя как ребёнок! – крикнул Уолтер. – Отрицая свои обязанности…

– А каковы твои обязанности?

Я решила, что ссора зашла слишком далеко. Вероятно, это было отличное занятие для людей, слишком привыкших держать свои чувства под строгим контролем, но Нефрет и Рамзес не нуждались в уроках плохих манер, а Давид подобрался ближе, держа в руке долотообразный нож. Мне не понравилось, как он смотрел на Уолтера.

– Довольно! – громко заявила я. – Разговор окончен. Немедленно извинитесь друг перед другом. И, – добавила я, – тебе стоит извиниться и передо мной, Уолтер, за уничижительные замечания о зонтиках.

Как я и планировала, моё чувство юмора разрядило положение. Извинения, которые я потребовала, были принесены (хотя не могу утверждать, что достаточно убедительные). Эвелина снова опустилась в кресло, и Уолтер повернулся ко мне с печальной улыбкой:

– Прошу прощения, Амелия, дорогая.

– Ладно. Мы все страдаем от волнения и нервного перенапряжения. Разве не лучше вместо того, чтобы бросаться обвинениями и задавать пустые вопросы, обсудить, как бороться с нашими многочисленными противниками?

Уолтер нерешительно протянул:

– Я никогда не сомневался в твоих детективных способностях, Амелия, но почему ты так уверена, что Риччетти – не единственный наш враг? Я не вижу никаких доказательств существования второй группы злодеев.

Я незаметно улыбнулась Эвелине. Заявление Уолтера стало прекрасным примером той нелогичности, о которой мы упоминали накануне вечером. Я медленно и терпеливо объяснила:

– Мистер Шелмадин был убит, Уолтер. Уверяю тебя, я к этому непричастна, и абсолютно не подозреваю Эмерсона.

– Откуда ты знаешь, что он был убит? – не унимался Уолтер. – Проводилось ли вскрытие?

Нефрет показала себя достойной ученицей, логично заметив:

– Не думаю, что вскрытие могли провести, дядя Уолтер. После такого долгого пребывания в воде тело, вероятно, разложилось, а также было обглодано рыбами и омарами.

– В Ниле нет омаров, – прикрыв рот рукой, каким-то особенным тоном произнёс Рамзес.

– Неважно, – перебила я, прежде чем Нефрет отреагировала на его смех. – Ради всего святого, Уолтер, мистер Шелмадин упал в приступе, Эмерсон потерял сознание, Шелмадин исчез, а через две недели его тело оказалось в Ниле. Если только ты не считаешь, что Шелмадин изобразил припадок, чтобы ударить человека, с которым он дружелюбно беседовал минутой ранее, а затем выскочил из отеля, избежав взгляда суфраги, и прыгнул в Нил, я не понимаю, как ты можешь уйти от неизбежного заключения, что за приступ и исчезновение несёт ответственность некая вторая сторона. Что касается самого Шелмадина – надеюсь, ты не настолько наивен, чтобы предположить, будто он встретился с нами из-за чистого альтруизма и желания поделиться ценной тайной. Нет! У него имелся скрытый мотив – как и у каждого – и отнюдь не альтруистический.

Уолтер приоткрыл рот.