Prudentia

Гунтериху слишком много доверялось в последнее время. Пусть он не был посвящен в замысел, не знал даже его элементов и не подозревал о многих вещах, творящихся вокруг него, он все же был вовлечен в план, пусть и на правах младшего действующего лица. Не раз Гримберту приходилось передавать через него важные сообщения, которые, пусть и будучи зашифрованными, несли в себе весьма опасный смысл. Не раз Гунтерих доставлял его конфидентам секретные депеши и деньги. Не раз слышал, может, лишь краем уха, слова, которые, собранные в определенном порядке, могли выдать часть его замысла человеку, искушенному в такого рода делах.

«Нет, – подумал Гримберт, – чертовски досадно, но придется подстраховаться и здесь. Вскоре – уже завтра, быть может – в Арбории сделается весьма шумно. Не потому, что на ее улицах будет грохотать битва, к тому моменту пепел уже смешается с грязью, а кровь с землей. Но возникнет, точно из-под земли, множество людей, которые будут задавать самые разные вопросы, тщась понять, что здесь произошло, кто тому виной и, главное, не было ли в этом чьего-то умысла. Черт побери, город будет набит императорскими соглядатаями, судебными дознавателями, инквизиторскими шпионами и досужими сплетниками плотнее, чем Иерусалим шлюхами и ворами накануне своего падения».

Будет задано много вопросов – чертовски много вопросов. Император, может, склонен прощать измены своих фавориток, но не измены своих вассалов. На какое-то время здесь воцарится самый настоящий ад. Будет много шума, будут обильно лететь головы с большими и малыми коронами, императорские палачи осатанеют от прорвы обрушившейся на них работы, а соглядатаи Святого Престола собьются с ног, пытаясь выискать возможную ересь. Если кто-то подметит неуверенность в словах Гунтериха, если вытянет из него хотя бы кусочек правды…

Гримберт вдруг ощутил ледяную испарину на спине, несмотря на то что спал в ночной рубашке, а воздух в его шатре стараниями слуг всегда поддерживался самой комфортной температуры.

Что ж, природой определено так, что слуги следуют за своим хозяином, даже в смерть. Наверно, справедливо, если некоторым слугам уготовано шествовать впереди.

Гунтерих умрет. Он решил это в ту же секунду, спокойно, но с легким сожалением, вроде того, которое испытываешь, отметая чересчур длинную шеренгу из чисел после запятой, чтоб получить красивый и округленный ответ. Умрет, скорее всего, этой же ночью. Приступ лихорадки? Едва ли, его кутильер юн и здоров. Быть может, передозировка наркотического зелья? Слуги иногда стягивают у своих хозяев пару ампул, исключительно из любопытства, едва ли это кого-то удивит. А может…

«Да, – подумал Гримберт, – скорее всего так и будет. Трагическая случайность, которая произойдет после боя. Поврежденная автоматика «Золотого Тура» в попытке разрядить орудия случайно произведет выстрел. Разрыв двенадцатидюймового осколочного снаряда посреди походного лагеря произведет изрядное опустошение в рядах слуг и оруженосцев. Горько будет признать, что одним из погибших был его верный кутильер Гунтерих. Он оплачет его, как должно господину оплакать своего преданного слугу, и даже прикажет возвести на этом месте небольшую скромную часовню…»

– Мессир?

Судя по тому, как беспокойно Гунтерих заглядывал ему в глаза, долгое молчание маркграфа показалось ему тревожным. Гримберт похлопал его по плечу. Не покровительственно, как обычно, а мягко, почти по-дружески.

– Эта ночь многое изменит, Гунтерих. Я определенно чувствую это. Славная ночь, такие всегда возвещают большие перемены. Ты не пойдешь со мной в бой, ты останешься здесь и будешь помогать мне координировать силы.

– Так точно, мессир. С великой радостью.

Лицо Гунтериха осунулось. Конечно, он ожидал, что ему будет позволено сопровождать рыцарскую армаду и самому ступить на полыхающие улицы Арбории, чтобы потом с гордостью рассказывать об этом прочим. Гримберт знал, до чего горьки разбитые юношеские мечты – ему самому пришлось пройти через это много лет тому назад. Около тринадцати, быть может. Что ж, если Гунтериху и суждено умереть, пусть его душа отправляется в небесные чертоги свободной и радостной, не гнетомой к земле прегрешениями и скорбью.

– Ты уже придумал название для своего доспеха? – мягко спросил он.

Глаза Гунтериха округлились.

– М-мессир?..

– Сразу же, как только я вернусь из Арбории, мы проведем акколаду[49]. Я сам буду руководить церемонией. Ты будешь рукоположен в рыцарское сословие, Гунтерих.

– О Господи!.. Я…

Гримберт улыбнулся его смущению.

– Ты заслужил это свой долгой беспорочной службой. Если ты хочешь изъявить благодарность, не спеши, у тебя впереди еще целая ночь, чтоб подобрать слова.

– Если вы не против, мессир…

– Да?

– Я хотел бы назвать его «Предрассветный Убийца».