Prudentia

«Багряный Скиталец» ворочал тяжелыми орудиями, переводя их с одной цели на другую. Целей делалось все больше, Гримберт больше не отмечал их, визор и без того пульсировал десятками тревожных огней. Вражеские рыцари приближались к ним с трех сторон. Мерно шагающие громады, ощетинившиеся орудиями и жалами излучателей, прикрытые тяжелыми пластами доспехов. Они обступали площадь со всех сторон, захватывая перекрестки и улицы и отражая металлической броней пламя горящих руин. Не было ни выстрелов, ни боевых кличей, ни рева горна – только лишь скрежет многотонных махин. Даже воющая от боли Арбория, превратившаяся в каменное месиво, казалось, на миг затихла в немом ожидании. Сотрясающая город канонада обратилась редкими, вразнобой, залпами.

Впереди всех шествовал великан, неспешный и величественный, как придворный палач. Окрашенный в холодный кобальтовый цвет, ростом не уступающий «Золотому Туру», он спокойно и решительно двигался сквозь завалы и объятые пламенем баррикады, не считая нужным обходить их.

На его плечах возвышалась вытянутая бронированная башня в виде хундсхугеля, усеянная множеством вентиляционных отверстий, и башня эта неотрывно смотрела в сторону «Золотого Тура», ни на дюйм не отклоняясь в сторону.

Орудийные спонсоны на его покатых плечах развернули по направлению к нему орудия, четыре монолитных десятидюймовых ствола. Стволы эти, несомненно, были заряжены и изготовлены к бою. Но отчего-то все еще молчали. Должно быть, не любили попусту говорить – как и их хозяин.

«Урановый Феникс». Доспех Лаубера.

Он двигался впереди прочих, точно ледокол, без сопротивления разрезая объятые пламенем остовы домов, легко отшвыривая со своего пути подбитые трициклы. Его огромные лапы оставляли за собой облака метущихся на мостовой искр.

Гримберт застонал, изнывая от желания всадить сдвоенный залп прямо в тяжело ворочающийся на плечах махины хундсхугель. Он знал, разрушительной мощи двух двенадцатидюймовых снарядов на близкой дистанции было достаточно, чтобы проломить все слои защиты, превратив его содержимое в нежный парной паштет сродни тем, что подаются при императорском дворе. Но Гримберта никогда бы не прозвали Пауком, если бы он действовал опрометчиво, не отдавая себе отчета в последствиях. Даже имея выгодную позицию, он не мог позволить себе открыть огонь. По крайней мере, первым.

«Золотой Тур» порядком потрепан и истощен, приводы наводки утеряли былую точность. Баллистические вычислители дают лишь условно-положительную вероятность попадания, что в переводе с языка статистики на франкский означает шанс один к десяти.

Второго выстрела граф Лаубер ему уже не даст. Кроме того… Гримберт ощутил непреодолимое желание сделать глоток ледяного вина, но «Золотой Тур» мог предложить ему лишь тошнотворно теплую воду, соленую от растворенной в ней глюкозы. Кроме того, даже если Господь даст ему совершить меткий выстрел, насладиться его плодами он все равно не успеет. Потому что шквал огня, исторгнутый огромной свитой Лаубера, сметет его с остатками Туринского знамени еще прежде, чем «Тур» отрапортует о попадании.

Сжатый в бронекапсуле, затравленно дышащий, он наблюдал за тем, как «Урановый Феникс» неспешно шествует к нему, сокращая расстояние с каждой секундой. Омерзительная ситуация, напомнившая ему шахматный эндшпиль. Только наполненный не героической борьбой двух равноистощенных сил, а жалкой возней, не вызывающей ничего, кроме отвращения. Потерявший свою свиту черный король наблюдает за тем, как к нему движется вражеский ферзь.

«Мерзкая игра – шахматы, – подумал Гримберт, сплевывая соленую воду так, чтоб хоть немного смочить раскалившуюся под гамбезоном грудь. – Никчемная выдумка старых скопцов. Врал Аривальд, настаивая на том, будто эта благородная игра может многому научить рыцаря…»

«Спокойно, – приказал он себе, чувствуя предательские спазмы в желудке. – Может, обойдется без боя. Может, это всего лишь попытка запугать, сломить, заставить сдаться. Мне надо лишь немного времени, чтобы Алафрид сумел среагировать. Во что бы то ни стало не допустить стрельбы…»

Не доверяя больше радиосвязи, он включил громкоговорители «Золотого Тура».

– Говорит Гримберт, маркграф Туринский. – Говорить было тяжело, зубы едва не лязгали, точно подточенные ржавчиной челюсти капкана. – Если тебе нужна моя жизнь, ты вправе потребовать ее себе, как полагается среди честных рыцарей. Выходи вперед – и посмотрим, так ли ты силен, как треплют твои сладкоголосые миннезингеры. «Урановый Феникс» против «Золотого Тура»!

После оглушающей канонады тишина, нарушаемая лишь отдаленным треском кулеврин, казалась невыносимой. Несмотря на то что хронометр «Тура» оценил ее длину лишь в несколько секунд, каждая из них показалась Гримберту исполинским валуном, водруженным на его скрипящий от напряжения хребет.

– Предатель не вправе рассчитывать на поединок. Только на милость суда.

Тоже какая-то игра. Мысли Гримберта, оглушенные боем и клокочущими в крови химическими соединениями, метались черными воронами, хищно разевая клювы.