Прыгун

«Во имя Ушедших, – мысленно простонал Флинк. – Один из самых современных кораблей Альянса, эсминец самой смотрительницы сектора Контроля, с кастрированным самое большее на четверть искином, – а я вынужден нянчиться со старым дурнем!»

С деланой, полной театрального сочувствия улыбкой, он встал с кресла и, стараясь не вызывать лишнего любопытства у остальной команды, подошел к Лему, который ткнул высохшим старческим пальцем в пульсирующее пятнышко на фрагменте двухмерной карты на экране монитора. Новая графическая надстройка, которую не мог или не хотел понять Захарий, светилась голубой черточкой послепрыжковой полосы – едва заметной, но вполне реальной.

В пространстве Гатларка появилось нечто незарегистрированное, к тому же оно вело передачу неизвестным искину «Няни» кодом. «Шифр, – понял Флинк. – С какой-то межзвездной мошки». Что же это? Наверняка нечто достаточно продвинутое, а потому дорогое. Дорогое, а потому интересное. Оно как раз начало испускать тонкие струйки локационного сигнала, ища, как приблизиться к планете.

Глубинный зонд.

– Починишь? – в ужасе простонал Лем. Цицеро кивнул.

– Конечно. Оставь мне… – Он уже сидел на месте поспешно поднимающегося Захария. – Сделаю все, что надо.

«А когда закончу и запишу в бортжурнале как собственную заслугу, – подумал он, – может, разрешу тебе оставить нашивку со звездочкой астролокатора».

5. Доверие

Я видел лицо Императора, видел ожидающую ответа Машину. Вот она, дилемма: смерть Империи или невообразимое число обреченных на гибель планет. Но Единственный не прогнулся перед требованиями искусственного разума, одним лишь жестом перечеркнув надежду на мир.

Хроники Машинной войны, записанные имперским секретарем Альцебиусом Хабом и сохранившиеся в Галактической сети

Межзвездное пространство вовсе не пусто.

Его заполняют газ и пыль, пересекают потоки нейтрино и отблески электромагнитного излучения. Отчасти оно заполнено тянущимися на миллионы километров межзвездными облаками, освещенными космическими лучами и перемежающимися крошками заблудшей материи. Заполняющие его туманности препятствуют затерянному в космосе свету, который словно набухает и расползается, превращаясь в призрак медленно гаснущих красок.

В царящей среди звезд тишине открытие Глубины напоминает внезапный отчаянный крик. Материя Вселенной трескается, образуя щель, которая одновременно существует и не существует, а возвращение из Глубины подобно эху того самого крика. Затем появляется послепрыжковая волна, словно серебряная пыль фей, – но это никакая не пыль, а угасающий шрам.

«Ленточка» что-то шептала про себя, сканируя пространство полосами шумящих датчиков. В ее Сердце билась программа, отыскивающая следы частиц и излучения, затерянных энергетических пятнышек, которые оставлял привод, эхо напряжений антигравитонов и затихающего воя Глубины.

Обнаружить эхо послеглубинного разрыва практически невозможно, учитывая, насколько огромен космос. Со времен открытия нового привода и экспансии человечества Вселенная словно сжалась, изрезанная сетью торговых трасс и уменьшенная до содержащихся в Галактических кристаллах данных. Когда-то невообразимые расстояния стали вполне приемлемыми, поскольку они определялись лишь количеством прыжков и решимостью звездоплавателей. Само собой, существовали и глубинные дыры – естественные червоточины Глубины, позволявшие совершать прыжки на гораздо более далекие расстояния; но часть их была нестабильна, часть уничтожена во время Машинной войны, а часть зарезервирована для «ТрансЛинии» Альянса.

«Ленточка» искала шрам во внесенной в каталог точке пространства, а когда она наконец его заметила, ожили мониторы, на которых вспыхнул сигнал тревоги. Консоли с негромким треском загружали вспомогательную память множеством данных. Корабль модифицировал курсовую блокаду, наложенную Эрин Хакль, и скорректировал полетные директивы, учтя послеобраз Глубины. Все это длилось лишь несколько секунд.

А потом все погасло.

– Тански, есть направление?

– Нет, Сердце не отвечает.

– Мне нужно направление, Хаб.

Хаб застучал по клавиатуре, запуская фазу концентрации сигнала, который только что ударил в датчики «Ленточки». Тень чужого корабля никуда не делась, нужно было найти сам корабль. Как назло, компьютерщик всего два часа назад выбрался из Сердца, чтобы выпить кофе. Он соорудил себе слаборазведенный напиток с большим количеством молока и сахара, и ему хватило ста миллилитров этой дряни, чтобы его внезапно начало клонить в сон.