Прыжок

Донна была шокирована и обижена его словами. Она пока не понимала, что Алан беспокоился о ней. Он попросил найти кого-то на роль номера второго и получил ответ, что вот эта женщина, что сидит теперь перед ним, единственный возможный его партнер, нравится ему это или нет. Бесспорно, она привлекательна, мила, но это хорошо для компании, а не для работы, в процессе которой каждый день может случиться нечто опасное либо гадкое. И так уже, по его мнению, все складывалось не слишком удачно, поскольку угроза со стороны Левиса висела над ними, как дамоклов меч.

Донна нерешительно поднялась на ноги. Взяла сумочку и повернулась к дверям, чтобы выйти из комнаты.

— Мне очень жаль, Донна… — чуть слышно выдохнул Алан.

Она обернулась в дверях, и он хорошо разглядел при ярком свете, что у нее глаза полны невыплаканных слез. Алан подошел к ней и нежно притянул к себе. Из-за этого Донна по-настоящему расплакалась. Она рыдала так, как ни разу не позволяла себе с момента вынесения приговора Джорджио.

Донна вдыхала в себя запах Алана Кокса: аромат сигар и дух бренди, смешанный с тонким благоуханием лимона от его лосьона после бритья; она чувствовала, как его сильные руки бережно обнимают ее прижавшееся к широкой мужской груди хрупкое тело — и вся долго сдерживаемая тоска по мужу вместе со слезами вырывалась наружу. Что бы он ни наговорил ей, сейчас не имело значения; она вдруг обнаружила, что и сама обнимает Алана, крепко прижимается к нему. Донна словно боялась, что он выпустит ее из объятий слишком скоро, и она не успеет выплакать все горе, что тяжело билось у нее внутри.

Алан держал ее в объятиях, пока она вот так плакала, и не мог объяснить себе испытываемую к ней неожиданную нежность. Но он интуитивно чувствовал, что в настоящий момент поступает правильно, не отталкивая, прочно удерживая Донну в своих руках… Джорджио хочет ее, значит, пусть она и будет номером вторым. Только Алан хотел спросить ее: как она себя чувствует в этом положении, когда муж сознательно рискует ее жизнью? Ведь именно это Джорджио и делает! И не только вовлекая жену в подготовку к своему побегу из тюрьмы. Хотя, Господь знает, может, и одного этого вполне достаточно. Побег из тюрьмы только назревает, и Дональд Левис еще не ведает об этом…

Алан кожей чувствовал, как Донна вся дрожит. И когда она, наконец, высвободилась из его объятий, он испытал сожаление. Отчаянное сожаление. Потому что невольно наслаждался этой близостью, нежным запахом волос Донны и ароматом ее духов.

— Простите меня, Алан. Вы, наверное, думаете, как она глупа!

Он нежно улыбнулся, глядя Донне в глаза. Ее макияж размазался, белки глаз покраснели, веки припухли, но все равно она казалась более желанной, чем любая другая женщина из тех, что он знал.

— Вы расстроены, Донна. И это меня не удивляет. Я был с вами груб, простите меня. Не знаю, что нашло на меня.

Она судорожно всхлипнула.

— Я думаю, мы оба сегодня не в себе. Оказались не в том месте и не в нужный час. Вообще-то я не плакса… Джорджио терпеть этого не мог.

Произнесенное вслух имя как бы провело черту между ними, и они оба, действуя бессознательно, отступили на шаг друг от друга: создали некоторую дистанцию — на всякий случай, чтобы снова не обняться.

— Давайте с вами еще выпьем коньяка, — предложил Алан, первым овладев собой, — а потом спокойно обсудим те вопросы, ради прояснения которых вы сюда и пришли. Хорошо? Обещаю, что не откушу вам голову.

Донна еще раз смахнула пальцами слезы с глаз и виновато улыбнулась. Губы ее трепетали. Алан вручил ей большой белый носовой платок, и она тщательно вытерла им лицо, испуганно глядя на черные полоски, остававшиеся на снежно-белом куске льна.

Алан налил в стаканчики коньяк. Открыл шкатулку, стоявшую на столе, достал оттуда сигарету, прикурил ее и вручил Донне, как только она присела на стул. Та с благодарностью приняла сигарету, крепко затянулась и глубоко вдохнула дым: так, словно это был кислород и ей его смертельно не хватало.

— Выпейте коньяка, — тихо произнес Алан. Он всем телом чувствовал наэлектризованность атмосферы в комнате и понимал, что Донна Брунос тоже испытывает нечто подобное.

— Боюсь, что у меня сегодня сложился препаршивейший день, Донна. И вы появились здесь не в лучшее время…