— Не самое худшее на вид жилище, — поделилась со мной впечатлениями Лариса и неожиданно добавила, — Но знал бы ты, сколько лоскутов и огрызков энергий тут слито воедино…
— А я не вижу… — пожаловался я ей, вызывая Картера, который тут же меня гневно оборжал, слегка лягнул и наложил кучу на брусчатку в знак протеста. Затем единорог уставился на дом и его глаза немного выпучились.
— Ну я хоть и смотрю через твои глаза, но своими… — протянула суккуба и тут же призналась, — Но ничего не понимаю!
Схема-план дома с положенными в Вашруте заметками у меня присутствовала вместе с дарственной. Дом изначально строился аж под пятерых разумных, поэтому скромными размерами похвастаться не мог. Два высоких этажа, двускатная крыша, намекающая на обширный чердак, два этажа подвалов и так не любимый Вашрутцами задний двор, полностью закрытый от завистливых взоров соседей. На первом этаже присутствовала кухня, кладовка, нижние туалетные комнаты, гостиная и небольшая библиотека с мастерской. Наверху находилось пять небольших жилых комнат, еще один ванно-туалетный комплекс и некий непонятный «кабинет», который по идее должны были как то делить.
Видел я всё это, разумеется, только на бумаге. Дом, сжатый с боков куда более ухоженно выглядящими соседями, пока не вызывал ни малейшего желания врываться в него через главный вход. Тем более с похмелья.
— Говорят, что первым делом в новое жилище надо пускать кота, — сказал я Картеру, делая широкий приглашающий жест в полуоткрытую дверь Арканы Уюта.
Единорог выпучил на меня глаза и попятился, явно намекая, что живым не дастся. Решив не мериться с ним лошадиными силами, я снова залип, глядя на внушительное строение, стены которого остро хотелось почистить. И, возможно, покрасить. Или почистить, заштукатурить, а потом покрасить?
— Эй! А ну убирай за своей лошадью, образина! — что то слабо ударило меня по пояснице, вцепилось, быстро проползло под рукой и уселось на груди, вцепившись в рубаху четырьмя конечностями и задрав маленькое личико с широченным ртом к моему лицу. Светло-зеленая кожа, напоминающая кожу ящерицы, широко расставленные огромные зеленые глаза со светящимся в них возмущением и целый частокол остреньких тонких зубов.
Гремлинша.
Опять гремлинша.
Что за нафиг?
Потрепав меня за грудки и повопив в лицо, разумная случайно получила мощный выдох из моей замершей от неожиданности груди, что ее тут же переключило.
— Эй! Пьянь! Говно убери и отсюда уходи! Нельзя тут спать! Дом опасен! Уходи отсюда! Если некуда идти — идем со мной! Проспишься! Марна может стукнуть, Мирта может обругать, но у нас безопасно! Уйди от дома! Держи пергамент — сюда говно положишь!
Ох. Мне повезло. «Зеленая» гремлинша, да еще и живущая неподалеку. Джекпот.
Я убрал единорожье мнение в пакет, спрятал его в инвентарь и пошел вслед за уже все решившей и упорно тянущей меня за собой гремлиншей. Картер лениво зацокал за нами.
В Вавилоне не было двух мнений по одному вопросу — если благодаря желчным, недовольным, но умным «черным» гремлинам-лидерам цивилизация широкоротых существ с комплекцией худых подростков вообще случилась, то именно благодаря «зеленым» гремлиншам она устояла и продолжала развиваться. Гипертрофированные с точки зрения человека и закрепленные на всю жизнь темпераментные архетипы зубастых коротышек с длинными конечностями были слабо приспособлены к адекватному взаимодействию даже между собой. Именно «зеленые» гремлинши были цементирующим составом расы — чистоплотные, откровенные, заботливые и добрые. Ко всем без исключения.
А еще они рожали более половины всех детей расы. Другая половина приходилась на «розовых» и «оранжевых» особ, причем первые из за своей мечтательности далеко не всегда могли сообразить, что у них происходит секс, а вторые пользовались возможностью сбросить накапливающееся у них нервное напряжение и к беременности относились, как к не очень приятному случайному событию. Естественно, что всех маленьких гремлинов воспитывали исключительно «зеленые».
Обижать отказом мелкую наседку я и не подумал, умудрившись даже незаметно от заболтавшейся провожатой купить в киоске разных сладостей. По соседки в гости и с пустыми руками? Нее…
Так состоялось мое знакомство с «Радужниццей» — мастерской гремлинов, в которой жили, пили, работали, ели и спали семь сестер-близняшек Царраката, не пожелавших расставаться и удравших из Вавилона на собственноручно построенном дирижабле.
— Сестры, у нас гость! Он бездомный и пьяный! Поспит сегодня на кухне! Не бейте его! («зеленая» Мирча)
— Ты опять за своё, Мирча? Морми! Марна! Поднимайте жопы! Надо уроду кровь пустить и выгнать! (Мирта, «красная» — вечно агрессивные, инициативные и драчливые)
— (зевок)…ни разу не видела…притащенных Мирчей…пьяниц…с подарками…(зевок) (Марна, «синие» — сонные, вялые, меланхоличные гремлинши-берсерки, становящиеся активными только в опасной ситуации. Но прекрасные слушатели.)