Кладу трубку, ещё не понимая, что произошло.
- Что случилось?
- Папа умер. Сказали...
- Соболезную, - Ник поджимает губы.
- Спасибо, - слабо улыбаюсь, всё ещё находясь не в себе.
Умер. Это слово кружит в голове, а я так и не могу понять своих истинных чувств. Мы не были близки, он стал моим ночным кошмаром детства и обузой подросткового периода. Сейчас же он был чужим, далёким. Нас ничего не связывало, так мне казалось. Но после звонка врача я сразу задумалась о том, что у меня больше не осталось никого. Того, в ком бы текла моя кровь. Моих родителей нет, бабушек и дедушек не стало ещё задолго до моего рождения. Я одна в этом мире. Всегда была в нём одна.
Он изуродовал наши с мамой жизни, а теперь ещё и заставляет меня чувствовать вину. Ведь он же звонил, говорил, что в больнице, но я не стала слушать, бросила трубку. Я была уверена, что он вновь ушёл в запой, что ему нужны от меня только деньги.
Я почти не помню его лица. Я год за годом выдирала его из своей памяти. Эти вечные пьянки, дрожь среди ночи, что тебя могут обокрасть, изнасиловать, убить. Он виновен во всех моих страхах, но теперь я даже не могу его винить. Его не стало.
Вытираю скатывающиеся по щекам слёзы, замечая, что машина остановилась. Оборачиваюсь, сталкиваясь с Никитой взглядами.
- Я ненавидела его всю жизнь, - чувствую, как начинаю задыхаться от слёз, - он всё испортил. Всегда всё портил, а теперь...
- Тише, - прижимает к себе, целуя в висок.
- Я могла помочь, но не помогла. Вдруг я бы спасла его, если бы я тогда поверила, что он в больнице, если бы не бросила трубку...
- Ты не могла знать наверняка. Ты ни в чём не виновата. Слышишь? - встряхивает меня, словно куклу. - Ни в чём!
- Я не могу туда пойти, - смотрю на вывеску больницы, - просто не могу. Нужно похоронить, - взрываюсь на последнем слоге, начиная не плакать, а завывать.
В голове встают яркие образы. Мама. Отец. Время, когда всё было по-другому. Я чётко помню его красивую военную форму, погоны, блестящие на солнце звёздочки. Мама вручает мне мороженое, а вокруг деревья, зелёные листочки. Мы шагаем по парку втроём. Они держат меня за руки, и я смело подгибаю ноги, чтобы не идти самой. Смеюсь, громко.
Хохот из головы проецируется в реальность, я начинаю хохотать. Никитины руки сжимают моё тело до боли. Я её чувствую, медленно приходя в себя.
- Я всё сделаю, - говорит, смотря в моё лицо.
- Спасибо, - киваю, - я хочу побыть одна. Прости.
- Я отвезу тебя домой. Посиди здесь немного.
Киваю, а Никита уходит, хлопая дверцей машины. Я смотрю, как он широким шагом идёт к зданию, и, прикрыв глаза, сползаю по креслу на коврик, накрывая голову ладонями.
Никогда не видел её в таком состоянии. Она подавлена, ей плохо, и я это понимаю. Она хочет спрятаться в свою раковину и не высовывать нос, пока не станет легче. Её можно понять, но нельзя потакать. Она должна прийти в себя раньше. Я не садист, я хочу сделать так, чтобы ей стало лучше. Закрыться в коконе из воспоминаний, вины и боли - не самое лучшее решение. Именно поэтому, вопреки всем её просьбам, я настырно звоню в её дверь.
Я договорился насчёт похорон, всё состоится завтра. Чем быстрее это закончится, тем лучше для неё.
Дверь открывается не сразу, Ди медлит и, я уверен, очень долго смотрит в глазок.
Прохожу в прихожую, оглядываясь по сторонам. Темно. Во всей квартире выключен свет. Но она не спала. Плакала, да, но не спала.
- Ты как?
- Нормально. Всё хорошо, правда.
- Вижу, - включаю свет, присаживаясь на стул в кухне.
- Никогда не думала, что буду плакать из-за его смерти.
- Он твой отец, - поднимаюсь и щёлкаю кнопку на электрическом чайнике, - это естественно.
- Ты знаешь, каким он был и какие у нас были отношения.
- Это ничего не меняет, Ди.
- Наверное, ты прав.
- Давай я налью тебе чай, с мятой, - смотрю на засушенную на подоконнике траву в целлофановом мешочке.
- Спасибо.
Я завариваю чай, ставя на стол две кружки.
- Похороны завтра, в три.
- Ладно. Нужно погладить платье, - хочет встать, но я её останавливаю.
- Я сам, потом, - сжимаю её руку.
- Ты так мне помогаешь. Всегда помогал. Я такая дура, что тогда всё это придумала. Такая дура, - качает головой, смотря на свои колени.
- Я тоже хорош, - усмехаюсь, - я сделал всё, чтобы ты мне не доверяла. Не плачь и ложись спать. Тебе нужно отдохнуть.
Мы ложимся спать в одежде, накрываясь тонким пледом. Прижимаю её к себе, вдыхая сладкий запах волос.
Я скучал по ней, она была и есть – другая. Ни на кого не похожая, бойкая, говорящая то, что думает, но от этого ещё больше трогательная и милая. Я был влюблён в неё, не знал этого, но был влюблён. Сейчас я это понимаю, как и то, что теперь я люблю её. Она нужна мне, без неё всё иначе, совсем не так, как мне бы того хотелось.
Она должна быть рядом.
Глава 7
Напряжение. Дикое напряжение и дискомфорт. Мы здесь только вдвоём. Ди стоит напротив могилки, обнимая себя руками, слёз нет. Больше нет. За пару дней она успела выплакать их до дна.
Касаюсь её плеча в желании увести отсюда, с неё хватит. Стоять здесь и думать о том, что ты сделала не так, не приведёт ни к чему. Тогда зачем?