Прыжок в ледяное отчаяние

Карзанова со Стрижовым бросились поднимать безумца, Загорайло метнулся к холодильнику, помня, что там были какие-то капли. Только Люша испытующе смотрела на сцену с истерикой, будто на актерское действо. Сыщицу кто-то дернул за рукав. Она обернулась и увидела совершенно несчастное лицо Сверчкова. Анатолий Сергеевич шептал, втягивая Шатову в комнату:

— Я не могу здесь больше оставаться. Меня на даче ждет сестра. Родная. Скажите Вале, когда успокоится, что лекарства у меня с собой и такси я найду. Нет-нет, не беспокойтесь. Вы мне кажетесь наиболее здравым человеком здесь. Я уйду незаметно. Успокойте Валю. Спасибо вам, спасибо. — И Сверчков бочком стал подвигаться к вешалке с одеждой. Когда за вдовцом бесшумно закрылась дверь, Михайлова уже усадили на ротанговое кресло и отпаивали валокордином.

— Он… он увидел ТЕБЯ! — ткнул пальцем в Стрижова задыхающийся Валентин.

Стрижов обескураженно отступил от окруживших его участников сеанса.

— Олег Валерьянович, обвинений никаких, конечно, не было, но этот… своеобразный Мячиков спросил про Олега. Кто, мол, такой? — вступил с рассудочным словом Загорайло.

Хорошенькое личико Стрижова вдруг скривилось, побелело, и Олег с презрением выкрикнул, обращаясь к Михайлову:

— Да пошли вы все к… — окончание фразы явно не предназначалось для дамских ушей.

Влад и глазом не успел моргнуть, как за Стрижовым бухнула дверь. Когда опер выскочил из подъезда, «Фольксваген» зятя, моргнув стоп-сигналами, рванул со двора. Влад решил не устраивать погони. У него был и адрес, и телефон «подозреваемого», в виновности которого Влад сильно сомневался. Как и в то, что душевнобольной Мячиков мог что-то увидеть или понять.

Борис бежал, не разбирая дороги. «Товарищи», улюлюкающие поначалу, отчего-то поотстали, и Мячиков в изнеможении прислонился к дереву.

Куда идти? Где метро? Вдруг экстрасенс отчаянно расхохотался. «Деньги! У меня нет денег! Меня же везли на машине и обратно должны были довезти. Кака ни в жизнь не даст ни копейки в руки. Даже если я и добреду до метро, что дальше? И телефона у меня тоже нет. Отобран! Чтоб не пропил… Черт дери эту лахудру!» Мячиков разозлился и стал в бессилии бить рукой по стволу неповинного заиндевевшего тополя. «Где я? Куда идти? Влево, кажется, какая-то набережная виднеется. Вправо — дворы. Ах! Вот двор-то мне и показали. Старенький, заброшенный… И боль. В голове. Страх и боль, за которыми — пустота?! Что за этой пугающей, жуткой пустотой? Что она означает? Нет! Нет! На открытое пространство, к машинам и людям! К реке!» И Борис припустил, сколько позволяли его малые силы, к шумящей влево дороге.

Незнакомец вырос будто из-под земли. Мячиков отшатнулся, но ни побежать, ни крикнуть не смог. Впрочем, парень казался вполне доброжелательным и даже смущенным:

— Простите, господин Мячиков? — спросил юнец. Не дождавшись ответа от замершего с разинутым ртом экстрасенса, мальчишка протянул ему полиэтиленовый пакет:

— Это вам, просили передать от благодарного клиента.

— Что? Кто? — отступил Борис. Но пакет взял.

— Попросили поблагодарить и — все. Ну, пока! — мальчишка сунул озябшие руки в карманы куртки и деловой походкой проследовал мимо.

Борис заглянул в пакет и ахнул. Миленькая, яркая, зазывная бутылка коньяка одним своим видом грела и глаз, и захолонувшее нутро.

«Вот спасибочки-то, Валентин Владимирович! Сестрицу-то твою, конечно, подтолкнули… Ну да это ваши семейные разборки. Колупайтесь сами. А лучше — живите, как есть. Чтоб хуже не стало. За здоровьичко ваше я выпью с превеликим удовольствием».

— Вот тебе, Какашка паскудная! — вслух сказал Мячиков, заставив мамашу с коляской рвануть от безумного мужика на другую сторону дороги.

Борис покрутил головой в поисках укромного уголка. Решительно направился от набережной и розовых домов в сторону заброшенных пятиэтажек. Небольшой грязный дворик-колодец нашелся быстро. Мячиков устроился на лавочке у замусоренной детской площадки — слава Богу, безлюдной. Опытной рукой, орудующей ключами от квартиры, как открывалкой, Борис сорвал пробку и сделал первый глоток. От блаженства и тепла, разошедшегося по телу, застонал. Еще глоток, еще… Много ли надо алкашу? Четыре больших глотка сморили Мячикова. Он, накренившись вперед, обхватив себя руками, забылся безмятежным сном. Ни шагов сзади, ни шуршания куртки не слышал экстрасенс. Лишь дикая боль в шее, под темечком обожгла, заставила вскинуться и коротко вскрикнуть. Гаснущее сознание зацепило резкий визг шин, какой-то хлопок и… Мячиков оторвался от лавочки, подхваченный легионом «товарищей», которые безбоязненно лобзали, тянули, терзали его. Ни закрыть глаз, ни отвернуться, ни крикнуть несчастный чародей не мог — тело его лежало в примороженной лужице с окурками. Мука вечного общения с бесами, привидевшаяся Борису на том проклятом балконе, стала чудовищной реальностью.

Выйдя из подъезда Михайловой, понурые сыщики не торопились распрощаться. Требовалось проанализировать, обсудить все произошедшее.