Прыжок в неизвестное

— Что же может случиться нового? — отозвался бухгалтер и спрятал голову между двумя листами. — Что Коломан Штейнер в Грос-Кикинде предлагает шесть процентов, это вас, вероятно, мало заинтересует. Будьте довольны, что несколько дней не будете об этом слышать.

— Фрейлейн Постельберг уже позаботится о новостях, — вмешался в беседу господин Нойгойзль. — В этом месяце волосы у нее вишнево-красные, после первого числа очередь за цветом травянисто-зеленым, это я знаю из надежного источника.

— Вы этого у нас, вероятно, все равно не увидите, господин Нойгойзль, — отразила удар жертва нападения, неделикатно намекая на угрозу патрона. — Так что вам должно быть безразлично.

— Деточки, перестаньте ссориться! — остановила ее Этелька Шпрингер. — Скажи-ка лучше, Соня, что скажет Стани, когда услышит, что ты укатила с Георгом?

— Стани? — Соня пренебрежительно пожала плечами. — Пусть говорит, что хочет. С ним у меня все кончено.

— У тебя все эгоизм и расчет, — сказала фрейлейн Постельберг.

— Как можешь ты это говорить? — вскипела Соня. — Пожалуйста, не суйся в мои дела.

Она достала из сумочки фотографию своего друга и поставила ее перед бухгалтером.

— Это Георг Вайнер. Разве он не хорош собою, мистер Броун? Разве не хорош?

Мистер Броун как раз был занят сложением и не имел времени отвести взгляд от страницы.

— Как ангорский кот, — сказал он, однако, на всякий случай. — Семнадцать… двадцать шесть… тридцать два. Как шелковичный червь.

У него от многолетней деятельности в области шелковой промышленности составилось смутное представление о шелковичном черве как о каком-то особо красочном животном.

— Нет, серьезно, мистер Броун, — приставала Соня, — скажите, разве он не красив?

— Пятьдесят один… пятьдесят девять… шестьдесят четыре. Как олень с Карпат.

Соня огорченно повернулась к нему спиною и положила фотографию на свой столик.

— Мне жаль Стани, — сказала фрейлейн Постельберг. — Не знаю почему, но он не выходит у меня из головы. Послушайся меня, брось Венецию и скучного Вайнера и поезжай к своей тетке в Будвайс, как в прошлом году.

Соня скроила гримасу и решила, что не стоит отвечать.

— Как райская птица! — произнес, нагибаясь над своею конторкою, мистер Броун, машинально, во время складывания, подыскивая правильное сравнение для красоты Георга Вайнера.

— Тебе-то легко, конечно, — продолжала Клара Постельберг. — Ты уже завтра будешь Бог весть где порхать, когда он придет сюда и устроит нам скандал. Наслушаемся мы тогда упреков от него. Так это было и на прошлой неделе, когда ты с Вайнером поехала в театр. Он пришел в исступление, когда не застал тебя. Вел себя совсем как дикарь — жаль, что тебя не было при этом, — ревел, как…

— …Как сибирский медведь, — дополнил мистер Броун, все еще находясь во власти зоологических представлений и не зная точно, о чем в данное мгновение идет речь.

— У него нет никаких оснований волноваться, — спокойно сказала Соня. — Я уже ему не раз говорила, что между нами все кончено навсегда. Впрочем, вы можете ему в самом деле сказать, что я поехала к тетке в Будвайс.

Господин Нойгойзль отложил в строну перочинный ножик, при помощи которого достиг важного усовершенствования в механизме своих часов.

— Если вы воображаете, — сказал он Соне, — что ваш отставной друг не вполне точно знает, что вы замышляете…

— Ну и пускай знает, — перебила его Соня. — Тем лучше. У меня нет причин играть с ним в прятки. Где вы его встретили?

— Вчера вечером он подсел ко мне в кафе «Систиния», — сказал господин Нойгойзль, щелкнув крышкой часов и положив их в жилетный карман. — Я собирался спокойно читать газету, но это мне не удалось. До девяти часов мне приходилось непрерывно внимать его любовным жалобам, а от девяти — выслушивать его мстительные замыслы. Это меня очень интересовало, — иронически заключил господии Нойгойзль.

— Какой у него был вид? Очень взволнованный? — спросила с любопытством фрейлейн Постельберг.

— Сначала он очень волновался, но под конец у него возникла одна идея, и тогда он успокоился. Он что-то говорил о шестистах кронах, которые собирается раздобыть, и о том, что на эти деньги намерен поехать с фрейлейн Гартман в Париж или на Ривьеру.

На Соню Гартман эта новость не произвела впечатления, зато фрейлейн Постельберг при слове «Париж» пришла в экстаз.

— Соня! — воскликнула она восторженно, откинула голову назад и мечтательно подняла глаза к потолку. — Париж! Бульвары! Пер-Лашез! Монмартр!

— Одеколон! — передразнил ее, гримасничая, господин Нойгойзль. — Шапокляк! Voila tout[5]!

Затем он встал и принялся что-то энергично нашептывать бухгалтеру.

Мистер Броун, казалось, не слышал его, продолжая неутомимо писать и считать. Только спустя несколько минут отложил он в сторону перо, взглянул на стенные часы и хлопнул себя рукой по лбу.