Солнце уже было довольно высоко, когда Костик соизволил проснуться. Он давно так не спал. Без тревог, налётов, канонады, грохота железной дороги, стонов раненых. Словно он попал в другой мир.
Костик усмехнулся своим мыслям. Он действительно попал в другой мир и удастся ли вернуться назад, домой, неизвестно. Выходит надо налаживать жизнь здесь и сейчас. Он спустил ноги с кровати. Кальсоны, которые вчера дали после бани, оказались больше на несколько размеров. Но вчера он этого и не заметил. Исподняя рубаха лежала рядом с подушкой. У кровати стояли кирзачи без портянок. В доме стояла тишина, слышно было, что где-то вдали свистит паровоз. Костик сунул босые ноги в сапоги, сладко потянулся. Встал, глянул в окно, за которым не видно было ни одного человека, но солнце щедро отдавало осеннее тепло земле.
Чуть приволакивая левую ногу, Костик вышел на кухню. На столе, завёрнутый в полотенце, стоял небольшой чугунок. Рядом крошечная записка: Костя, это всё тебе. Кушай.
Он аккуратно снял полотенце. В чугунке три картошки в мундирах, рядом кусочек хлеба, два яйца, головка лука и стакан тёплого молока.
Костик увидел это и услышал ворчание желудка. Умылся из самодельного рукомойника, вода из которого стекала в ведро. Почистил зубы указательным пальцем с зубным порошком.
Не успел начать принимать пищу, как еда закончилась. И тут он прослезился. В горле ком встал.
«Они тут не доедают. Наверняка каждый мне что-то из своего оставил. А я? Дармоедом быть не хочу! На фронт надо проситься или на завод. Научусь! Что я совсем дебил что ли? Подожди, а вещмешок? Где он? Там же что-то есть в нём. Сухпай!»
Костик огляделся и увидел его под лавкой, куда вчера и поставил. Вытянул, поставил рядом, развязал горло и в нос ударил запах хлеба. Три буханки! Семь банок тушёнки, какие-то консервы и банка сгущёнки. И ещё пакеты с концентратом.
Он выставил всё на стол. Хлеб накрыл полотенцем. И довольный вышел на крыльцо. Прохладно, но на солнце тепло, тем более ветра практически не было.
У крыльца стояла небольшая скамейка. Невысокий жиденький заборчик отгораживал улицу от двора. Костик был как на ладони. Но вокруг никого. Тишина. Даже какая-то птичка завела небольшую трель с дерева у соседей.
А воздух какой! Свежий вкусный хлебный. Или это не воздух, а руки до сих пор пахнут хлебом?
— Привет! — неожиданно раздался голос из-за соседского забора.
— Привет, — ответил Костик, вглядываясь в силуэт, который прятался между досок.
— Это тебя вчера встречали? Ты воевал?
— Меня встречали. А ты кто такой будешь?
Голос засмеялся и силуэт на некоторое время исчез, а затем появился немного в стороне.
— Меня зовут Наташа, а тебя Костя! Я знаю!
Теперь он мог разглядеть её. Девочка лет четырнадцати, небольшого роста с круглым лицом в тёмной кофте и юбке.
— Будем знакомы, Наташа. Красивое у тебя имя!
Она вдруг легко перепрыгнула через ограду и быстро оказалась рядом на скамейке.
— Ты, правда, воевал? — голубые глаза смотрели на Костика широко распахнутыми окошечками.
Он усмехнулся.
— Воевал, — сказал, будто не придал этому значения, а в душе у него всё ликовало.
— Расскажи!
— Наташ, я бы с радостью рассказал, но… почему-то не хочу, — настроение радости неожиданно ушло, когда он вспомнил оторванную ногу в сапоге. — Да не надо тебе это…
— Ну, расскажи, — обидчиво протянула Наташа.
— Это военная тайна, — заговорческим шёпотом произнёс Костик и даже приложил палец к губам.
Наташа посмотрела на него серьёзно и кивнула головой.
— А Пашка так вообще много рассказывает. Он у нас герой! Командира спас и два танка сам подбил!
— Это какой такой Пашка? — неожиданно в разговор вступила тётушка Нина, которая оказывается, чем-то занималась в огороде. — Топушков? Этот герой, да тока на словах. Он и самолёты по пьяни из нагана сбивал. Слушай его больше! Костя ты покушал?
— Да, тёть Нин, покушал. Спасибо. Я там сухпай из вещмешка выложил. В общий котёл что говорится.
Тётя Нина кивнула головой.
— Наташ, мамка как? Болеет?
Наташа погрустнела.
— Болеет. Не верит. Что отец пропал без вести. Ждёт.
— Пойдём-ка со мной. Давно ела?
Наташа пожала плечами.
— Дня три назад, наверно.
— Пошли.
Костик проводил их взглядом и продолжил сидеть на скамейке.
«Надо на завод идти проситься. Не смогу сидеть дома, пока все работают. На фронте люди гибнут. Я ранен, мне надо немного подлечиться. Чёрт побери эту войну! Я в хоккей играть хочу, а не воевать. И тем более работать на заводе! Я даже представить не могу, как они там работают на заводе. Смочь, наверное, смогу. Выдержу ли…»
— Костя иди в дом, не дай, господи, простудишься. А ты, Наташа, мамке передай, приду вечером, посмотрю.
Наташа кивнула и убежала с небольшим свёртком, прижатым к груди.
Тётушка присела рядом.