— Не пришиб, — согласился Вахромеев.
— Зато теперь он Вовку уважает…
— Хех, это ты, паря, загнул! — Вовка скривился как от зубной боли. — С каких же это пор истинные арийцы унтерменшей уважать начали?
— Ну, если и не уважает, то хотя бы не придирается! — убежденно воскликнул Поспелов.
— Хм… Тут ты прав, Емеля, — согласился Путилов. — По пустякам не придирается, да. Но за серьезную провинность шкуру спустит на раз!
— Давайте не будем об этом, пацаны, — вздохнув, попросил Семка. — Я как подумаю… Так у меня мурашки вот такие по коже! — Вахромеев показал приятелям крепко сжатый кулак.
— Не ссы, Семка, — хлопнул покровительственно мальчишку по плечу Вовка, — мы скобские, мы прорвемся!
— А кто эти… скобские? — робко поинтересовался Емеля, и добавил свистящим шепотом, предварительно оглядевшись с опаской: — Партизаны?
— Тихо, ты! — шикнул на него Семка, зыркая по сторонам. — Забудь это слово, как страшный сон!
— Да че я, че я-то? — принялся отнекиваться Поспелов. — Все же знают, что Вовка оттуда…
— Вот знаешь, и забудь! — пригрозил Емеле кулаком Семка.
— Понял, я, понял! — закивал Емельян. — Я ж про скобских только и хотел… Да же, Вовка?
— Ладно. Только про партизанов — ни-ни! — Вовка приложил к губам указательный палец.
— Могила! — просипел мальчишка. — Чтоб мне с места не сойти! Хочешь, землю съем? — Емелька резко нагнулся и зачерпнул рукой горсть пыли.
— Не надо землю! — схватил его за руку Вовка. — Я верю. А про скобских я сам толком не знаю. Только присказка такая у командира нашего…
— Кх-м! — кашлянул Вахромеев.
— Ну вот, — расстроился Вовка, — и я туда же. В общем, мне так один хороший человек говорил: «мол, мы скобские, мы прорвемся». Когда этот человек был мальчишкой, таким же, как мы, он жил в большом доме, который все называли «Скобский дворец». А пацанов из того дома скобарями кликали… И были те скобари бесстрашными, сильными и смелыми, что не страшились даже против царя, тогда царь, а не фюрер страной правил, — пояснил Путилов, — воевать идти.
— Ну, прямо как ты, Вовка. Ведь тоже не побоялся против Сандлера выйти, — с обожанием произнес Семка Вахромеев. — Мне бы хоть чуть твоей храбрости…
— Все у тебя получится, Сема, — Вовка обнял товарища за плечи, — ты сможешь свой страх побороть. Думаешь, что я ничего не боюсь?
— Конечно!
— Боюсь, Семен, очень сильно боюсь… Ничего не боятся только дураки, а настоящие герои побеждают свой страх!
— Ух, ты, — произнес Вахромеев, — сам придумал?
— Нет, один хороший человек мне это сказал. Когда мне, точно так же, как и тебе было страшно.
— Тот же самый «хороший человек»? — прищурился Емеля.
— Тот же, — ответил Вовка. — Поэтому, Семка, борись и побеждай свой страх! А боятся пусть нас наши враги…
— Тихо! Слышите? — привлек внимание товарищей Поспелов. — Кажись, Ланге чего-то орет!
— Точно, Ланге, — узнал трубный голос кантиненляйтера Вовка.
— Случилось чего, что ли? — озадачился Вахромеев.
— Побежали! — скомандовал Путилов, рванув на рассерженный рев немца.
Выбежав из-за угла, Вовка едва не врезался в стоявшего возле распахнутых настежь складских ворот Ланге. В руках кантиненляйтер держал картонную коробку с надписью, выполненной вычурным готическим шрифтом «Scho-ka-kola» «Die StДrkende schokolade (Укрепляющий шоколад)». Сквозь неровную дыру в коробке, пробитую каким-то любителем сладостей, были видны круглые жестяные упаковки шоколада с оранжевым ярлычком на крышке. Таких шоколадок Вовке довелось повидать, да и покушать преизрядно. Были в его жизни такие моменты, когда он от шоколада морду воротил, натрескавшись трофейных сладостей до тошноты. Когда партизанскому отряду удавалось уничтожать довольно-таки большие группы врага, все лакомства, найденные в ранцах мертвяков, доставались единственному ребенку в отряде — Вовке. И каких только разновидностей шоколада он не пробовал: треугольные дольки «Шо-ка-колы» в кругленькой жестяной банке, и плитки «Нестле», обернутые серебристой фольгой в красочной упаковке. Довелось ему попробовать даже «panzerschokolade» — танковый шоколад, от которого у мальчишки едва глаза на лоб не вылезли, и спать несколько ночей подряд не хотелось. Командир тогда сказал, что в этот шоколад немцы какую-то дрянь добавляют — лекарство, чтобы фрицы меньше уставали, и злее в бою были. После того случая Вовка опасался прикасаться к такому лакомству, если даже и оказия выпадала.
— Герр Ланге, что случилось? — сходу спросил мальчишка, вытянувшись по струнке перед разъяренным немцем.
— Dass (Что)?.. — Ланге выпучил свои маленькие глазки, словно не понял с первого раза, о чем его спрашивает Вовка.
— Что произошло, герр кантиненляйтер? — повторил Путилов.
— Scheisse (Дерьмо)! — прошипел Ланге. — Я спрашивайт, кто есть это mache… Сделайт? — Он так сильно тряхнул разорванной коробкой перед самым носом Путилова, что из нее вывалилось на землю несколько упаковочек шоколада.
— Ищите, кто коробку испортил? — осторожно уточнил Вовка, подбирая с земли оранжевые жестянки.
— Nein, der Dummkopf (Нет, дурак)! Я искать, кто есть вор! — злобно ощерившись, заявил кантиненляйтер.