– Есть иностранная литература. «Сад любопытных цветов» Антонио Торквемады. Просто дух захватывает! Женщину после кораблекрушения выбросило на африканский берег, и там она от одиночества – подумать только! – стала жить с самцом обезьяны как с мужем и родила ему сыновей!
Лавочник не просто тараторил, он еще и жестикулировал, да так отчаянно, словно отгонял от себя мух: всплескивал руками, заламывал их и хватал себя за голову. Уилла уже стал утомлять этот бесплатный спектакль, хотя в целом рассказ был ему очень интересен.
– Есть детские книжки! Достоверный Плиний в своей «Истории» расскажет вашим отпрыскам о небывалых вещах. Они узнают, что в Эфиопии живут драконы длиной в десять фатомов. Что существуют дикие собаки с человеческими головами, ладонями и ступнями. Что лев полон благородства и милосердия – он скорее нападет на мужчину, чем на женщину, и никогда не тронет истинного принца, царскую кровь которого чувствует издалека. Что дельфины отзываются на имя Саймон и обожают маленьких детей, звук человеческого голоса и музыку.
У Шакспера уже голова раскалывалась от нескончаемого потока слов, который изливался из самозабвенного торговца. Детские книжки ему были совсем не интересны! В драконов и единорогов Уилл не верил, так что он наконец решился прервать это увлекательное путешествие в область неведомой ему и, как оказалось, бескрайней английской литературы.
– А нет ли у вас книг Шакспера? – спросил он.
– Конечно, дорогой вы мой! И блистательный Шекспир у меня, конечно, есть! К сожалению, он пока не издал ничего из того, что поставлено на сцене: ни «Тита Андроника» – ух, сколько крови, аж мороз по коже! – ни «Генриха VI». Что же вы сразу не сказали, что вы поклонник поэзии! Могу предложить вам драму, трагедию, комедию. Кристофер Марло, о скандалах с которым каждый день ходят сплетни на всех площадях, его друг Томас Кид…
– Да нет, мне нужен, этот… как вы сказали?…
– Уильям Шекспир.
– Вот-вот. Уильям Шекспир. – Уиллу было немного непривычно произносить свое имя в таком исковерканном варианте.
– Есть. У нас есть все, заметьте, – с гордостью сказал торговец и достал книгу откуда-то из-под прилавка. – Вот, прошу вас. «Венера и Адонис», только что из типографии. Одобряю ваш выбор. А о самом Шекспире почитать не хотите, раз вы так им интересуетесь?
– А что, о нем тоже пишут?
– Конечно, мой дорогой! Скандальные истории! Вот вам замечательная книга Роберта Грина «Остроумия на грош, а раскаяния на миллион». Смотрите, что пишет покойник…
– А что с ним?
– Умер, царство ему небесное, – перекрестился продавец. – Слушайте: «Вы все трое, мнящие себя на пьедестале, если мои страдания еще вас не предостерегли: ибо никто из вас (как и я) не искали тех репьев, которые к нам прилипли. Я имею в виду тех Марионеток, что говорят словами из наших уст, тех Выскочек, украшенных в наши цвета…» Это он обращается к своим друзьям, Марло, Нэшу и Пилю, – прокомментировал старик. – «Разве это не странно, что ни мною, на кого они все смотрели, и ни вами они не были отвергнуты?…» А вот про самого Шекспира: «Да, не доверяйте им, ибо появился выскочка, Ворона, украшенная нашими перьями, у которого под костюмом Актера скрывается сердце Тигра; он полагает, что может сваять белый стих, как лучший из вас; но он, будучи просто слугой, за деньги готовым на всё, тщеславно мнит себя единственным Потрясателем сцены в стране. О, если бы ваше редкое остроумие могло бы найти более подходящие слова! И пусть эти Обезьяны подражают вашему прошлому совершенству, вы никогда больше не знакомьте их со своими восхитительными произведениями… Я знаю, лучший муж из вас никогда не окажется Ростовщиком, а самый добрейший из них никогда не станет искать вам заботливую сиделку, так что, пока вы можете, лучше поищите себе лучших Хозяев; жалко, когда люди большого ума становятся предметом для удовольствия таких грубых конюхов…» Как он его! И марионетка, и выскочка, и ворона в перьях, и обезьяна, и ростовщик, и конюх… Какой слог, правда?
Уиллу стало не по себе, он ясно понял, что все написанное обращено именно к нему, а не к этому самому Шекспиру. Ведь бедный Грин был так на него рассержен, так возмущен, что Уилл не может прочесть ни одной строчки. А потом, уже в «Голове кабана», чтобы замять неловкость, Уилл ссудил Грину денег. Конечно, под проценты, так всегда делал его отец. Плакали теперь его денежки… Грин его раскусил! Но ведь он – Шакспер, а не Шекспир!