— Ничего я с вас не возьму, — сказал рабочий. — Если не помогать друг другу, мы все в зверей превратимся. Не зря же во время мау-мау мы давали клятву: "Не сяду я один к столу…"
— И я… я тоже… ну, в общем, все это пустяки, — подхватил Гатуирия. — Ничего вы нам не должны. — Он стеснялся говорить на кикуйю, путал слова родного языка с английским. — Я полностью согласен с тем, что сказал этот человек. Кстати, как ваше имя? Мое… меня зовут Гатуирия.
— А меня Мутури, — представился мужчина в комбинезоне. — Я рабочий: плотник, каменщик, водопроводчик. Знаю и другую работу. Ведь труд — это и есть жизнь.
— А тебя как звать, дочка? — спросила крестьянка у Вариинги.
— Жасипта Вариинга, я тоже родом из Илморога.
— Откуда именно? — спросила Вангари.
— Из деревни Нгаиндейтхия.
— Если позволите… — начал Гатуирия, обращаясь к Мутури, запнулся, откашлялся и предложил: — Не скажете ли, вернее, можно ли полюбопытствовать… И снова умолк, будто бы не зная, о чем спросить, но в конце концов договорил: — Можно ли сказать, что лозунг "Харамбе" [17]
уходит корнями в движение мау-мау?— "Харамбе"? — усмехнулся Мутури, — "Харамбе"… А вы не слыхали, что на этот счет поют танцоры ньякиниа?
Потому мне и не пристало обсуждать "Харамбе" — дабы не прослыть опасным болтуном. "Харамбе"?., Нет, уж я попридержу язык. Помните притчу о немых, которых спасла их немота? Но если бы танцоры ньякиниа спросили моего совета, я бы предложил им петь иначе:
Когда мы сражались за независимость, лозунг "Харамбе" как символ организационного единства имел два толкования: одно — для империалистов и их местных прихлебателей, другое — для патриотов мау-мау. Партизаны пели свои песни:
А враги наши пели совсем другое:
"Харамбе" империалистов и кенийских отрядов самообороны [18]
пробуждало в людях зверские наклонности: за объедки с барского стола изуверы бросали в огонь детей и немощных стариков. А в партизанских отрядах "Харамбе" означало человеколюбие, ради спасения детей и стариков патриоты отдавали свою жизнь. Предатели хотели продать нашу страну чужеземцам, бойцы мау-мау всеми силами защищали родину. Нет, молодой человек, о нынешнем "Харамбе" я говорить не стану. У него свои хозяева.Мутури неожиданно умолк, смахнув с комбинезона жучка. В машине снова воцарилась тишина. Мваура внимательно вглядывался в дорогу, которая спускалась в долину Рифт-Вэлли. Темнота все сгущалась, и он включил фары.
Вангари прищелкнула языком и с горечью заметила:
— Вот вы говорите, зерно падает в землю, и мы делим колос между собой… Народ проливал кровь за великое дело, за нашу Кению, за то, чтобы дети наши ели досыта, спади в тепле и не ходили в лохмотьях.
Чтобы их учили приносить пользу родине. Только глупец и предатель пожалел бы отдать жизнь ради этих священных целей. Я, Вангари, была тогда еще девчонкой. Но немало патронов и оружия отнесли вот эти руки лесным братьям. Все мне было нипочем, я не знала страха, шныряла туда-сюда сквозь вражеские заставы. А теперь, как вспомню то время, сердце слабеет и наворачиваются слезы. Как это вы сказали Мутури, — нынешнее "Харамбе" для богатых и их прислужников?!
Ничего-ничего… только ответьте мне, люди: все эти миллионы, откуда они берутся, со дна морского? Если человек изо дня в день швыряется такими деньжищами, что оставит он своим детям? Откуда взялся вечно плодоносящий сад? Где бьет неиссякаемый источник? А друзья этого человека, прячущиеся в тени? Их имен никто не знает. Кто они, приносящие свои дары лишь под покровом ночи? Но даже самый потаенный секрет когда-нибудь будет раскрыт, его выставят всем напоказ. Я так скажу: мы сражались за свободу, нас вели в бой не деньги, а любовь. Любовь к Кении, нашей родине, придавала отваги молодым воинам, и они шли под вражеские пули, отстаивая каждую пядь своей земли. Мы тогда судили о человеке не по одежке, не говорили: "Ага, на нем лохмотья, за решетку его!" Наоборот, оборванцы были на передней линии, и они не знали, что такое отступление. А те, что носили галстуки, гнули перед империалистами спину, лизали им башмаки… Вы, чего доброго, подумаете, выпила, мол, лишнего или накурилась бханга. Нет, просто до того досталось мне в Найроби, что не могу никак успокоиться. Нынешнее "Харамбе"… куда оно только заведет кенийцев…