Пшеничные колосья

У Дончо не было больше сил слушать, он быстро вышел со двора и направился к кладбищу. Могила отца выделялась среди других холмиком свежевырытой земли. Стоя над ним, он вдруг ясно осознал, что здесь лежит очень близкий человек, который уже никогда не вернется. Дончо опустился на колени, и из груди у него вырвалось громкое рыдание:

— Батя-я-я…

Взошло солнце. Все вокруг ослепительно сверкало.

Перевод Л. Вылчевой.

ЯТАКИ

Ненчо Станеву

Весенняя буря не похожа на летнюю или зимнюю. Летней буре сопутствуют молнии, зимней — снежные облака. Весенняя буря — обновительная. Ее никто не страшится. Ни птицы, ни звери, ни люди. Люди добровольно подставляют себя под ее живительные удары. После каждого ее удара чувствуешь себя помолодевшим.

Этой ночью опять разразилась такая буря, что, казалось, будто она пытается сдуть звезды с неба. И это у нее никак не получалось. Наоборот, они разгорались еще ярче. И чем ближе ночь подходила к концу, тем крупнее, краснее становились они.

Ниже всего опустились звезды над Смочанским утесом, у подножья которого темнели вековой дубовый лес и заросли орешника. Со всех сторон лес обступали серые потрескавшиеся скалы, в которых летом гнездились горные орлы. В самом глухом лесу партизаны сделали шалаш. Нашли поляну, недоступную для неприятельского глаза. Над поляной сплетались кроны старых дубов, а вокруг стояла зеленая стена густого подлеска.

В эти поздние ночные часы здесь было многолюдно. И светло, как днем. Еще с вечера луна пристроилась между двумя ветками, притаившись в густой листве. Мерцали белые звездочки цветков земляники, голубые васильки, пахучая мелисса, скромный лютик. Буря угадывалась по красноватому блеску звезд и отдаленному вою ветра. Люди, которые были на поляне, не обращали внимания ни на бурю, ни на цветы. Они разделились на две группы. Одна занимала верхний край поляны, другая — нижний. Те, что на верхнем краю, — жандармы, вооруженные автоматами и пистолетами, а те, что на нижнем — ятаки из ближайшего села. Босые, в разорванной одежде, они едва держались на ногах. Осунувшиеся лица, следы побоев. Среди них были невысокая девушка и седой мужчина в годах. Он стоял по пояс голый, разорванная рубаха сползла и висела клочьями вокруг брюк. Только жилистые руки выдавали, что когда-то он был силен и могуч.

— Господин поручик, — сказал он тихо, — дайте закурить.

От группы жандармов отделился щеголеватый молодой поручик с расстегнутым воротом, с пистолетом на боку, подошел к ятакам, вынул из кармана пачку сигарет и подал седому.

— Закуривай, — сказал он. — Еще кто-нибудь хочет?.. Нет больше желающих…

Поручик сделал шаг назад. Его лица почти не было видно из-под низко надвинутого козырька фуражки. Желтые пуговицы кителя блестели, как глаза филина, на голенищах надраенных до блеска сапог играли зеленые блики. Он тоже закурил. За его спиной задымили остальные. Курили, не опуская оружия. Сделав глубокую затяжку и выпустив длинную тонкую струйку дыма через плотно сжатые тонкие губы, поручик спросил с чуть заметной издевкой:

— Дед, что это у тебя пальцы дрожат? Умирать страшно?

Старый ятак вынул сигарету изо рта, старательно стряхнул пепел и сказал:

— Ошибаешься, господин офицер! Не смерть мне страшна, а жизнь жалко… У меня есть просьба к тебе…

— Говори, — сказал поручик и приподнял козырек фуражки.

— Пощади ребят… Меня… это самое… убей, а их — оставь… Взгляни на них, совсем ведь молодые, зеленые еще… Как подымется рука?..

— Не имею права, дед… Я и эти скоты — всего лишь исполнители.

Продолжать разговор не было смысла.

Светились огоньки сигарет, где-то за скалами неистовствовала буря. Словно дуло заржавевшего орудия, зиял темный вход в шалаш.

— Чтобы утешить тебя, дед, сообщу одну тайну. — холодно усмехнулся офицер и бросил окурок в сторону трепещущей в листьях луны. — Племянник Стефана Грозданова останется живым. У его дядюшки связи, деньги, вот он и сумел спасти его от пули…

— Зачем же его привели?

— Так захотел его дед… Чтобы это послужило парню хорошим уроком, чтоб всю жизнь помнил… И я лично преподам ему этот урок, посмотришь…

— Хорошо, если так, — вздохнул старый ятак. Огонек сигареты уже жег ему пальцы, но он все не мог с ней расстаться.

Офицер взглянул на часы, на группу жандармов и сказал:

— Пора… унтер. Будешь вызывать их по списку.

— Слушаюсь! — Рядом с поручиком встал щуплый жандарм с очками на носу. Он вытащил из кармана лист бумаги и осветил его огоньком немецкой зажигалки.

— Начинай! — нетерпеливо сказал поручик.

— Недялко Русинов — Делчо. — Голос унтера прозвучал, как лязг ржавого железа.

— Шаг вперед! — скомандовал поручик.

Из шеренги ятаков вышел высокий юноша с прилипшим ко лбу русым вихром. Его голубые глаза устремились куда-то поверх фуражки офицера, руки бессильно повисли, как плети.

— Скажешь что-нибудь? — спросил поручик и застегнул твердый воротник кителя.

На поляне звенела напряженная тишина. Только светились огоньки сигарет жандармов да билась о скалы теплыми, огромными крыльями буря. Пахло молодой зеленью, свежей дубовой корой, росными травами.