Психические расстройства и головы, которые в них обитают

– Баклажан, помидор, огурец – в овощи, – я брала рисунки и раскладывала их по кучкам, – Учителя, медсестру, космонавта – в профессии; пилу, лопату, топор – в инструменты.

Но сколько бы я ни делала категорий, неизменно оставалась пара картинок, которые я не знала, куда отнести, и приходилось расформировывать старые кучки, добавляя новые признаки. Психолог же, наоборот, под конец задания просил сократить количество различий и довести всё до двух кучек.

– Съедобное и несъедобное! – наконец придумала я и принялась раскладывать картинки на две стороны, – Редиску в съедобное, глобус в несъедобное, утку в съедобное, лыжника в несъедобное, младенца в съедобное.

– Что-что? – психолог не смог скрыть своего удивления. – Младенца в съедобное?

– Ну да, – замялась я, рассматривая голого пухлого грудничка на карточке, – Его же можно съесть.

– По этой логике можно и лыжника слопать.

– Лыжи в зубах застрянут.

Консультация психолога. При исследовании больной на первый план выступают нарушения мышления в виде разноплановости с опорой на латентные признаки предметов и единичными снижениями уровня обобщений, а также выраженная тенденция к сверхобобщениям.

То, что написано в заключении психолога, очень характерно для личности с пограничным расстройством личности. Чёрно-белое восприятие мира, вытеснение промежуточных (альтернативных) вариантов. Говоря об опоре на латентные признаки, имеется в виду, что человек скорее опишет детали, чем скажет конкретное понятие. То есть увидев стол, он начнёт описывать, какие у него ножки и столешница, а не скажет «на картинке изображён стол».

* * *

Пограничное расстройство продолжало погружать меня в крайние состояния. Если меня что-то расстраивало, то я плакала и часами не могла уняться. Если разочаровало, то мне казалось, что мир рухнул. Я могла не спать всю ночь оттого, что мне пришла в голову мысль о смертности моих близких.

Первые проявления ПРЛ я припоминаю ещё с детства. Стоило мне мельком увидеть кадр из советского мультфильма «Серая Шейка», как можно было биться об заклад, что весь оставшийся день я буду грустить. Моя сентиментальность распространялась не только на живых существ и продукты искусства, но и на неодушевлённые предметы. Даже если я наедалась до отвала, я не могла оставить ни одного пельменя в тарелке, потому что как же он там одинокий останется, когда все его друзья уже у меня в животике. Когда летом шёл дождь, я не смотрела под ноги, потому что знала: если я увижу червяка, который выполз на асфальт, – меня понесёт. Несмотря на насмешки брата и озадаченные взгляды прохожих, которые следили за мной не без доли отвращения, я садилась на корточки и спешила перетащить всех неразумных червяков обратно на газоны, прочь от опасных ботинок пешеходов.

ПРЛ раскачивало меня в обе стороны, и порой я зависала на пике счастья и меня накрывала такая неконтролируемая волна эйфории, что описать эти чувства почти не представляется возможным.

Но я работала над этим. Одним из самых важных моментов в терапии личностных расстройств является установление доверительных взаимоотношений с врачом и с близкими людьми. Я могу легко поделиться чем-то личным с малознакомым человеком, но мне требуется много времени, чтобы перестать искать скрытые опасные мотивы в поступках близких людей. А если у меня всё-таки получается довериться кому-то, я уже не отпускаю его от себя, я начинаю считать, что он теперь обязан мне, ведь он, буквально, приручил меня и теперь в ответе. В таких случаях я перехожу все границы, могу насильно удерживать человека рядом и пускать в ход манипуляцию, если от меня пытаются отдалиться.

Я впервые столкнулась с ситуацией, когда пришлось так много общаться с доктором и так сильно открываться. Как и все люди, я неоднократно вступала в контакт с врачами, проходила обследования в поликлиниках, слушала рекомендации врача относительно лекарств, доверяла проведение операций. Но в психушке отношения между врачом и пациентом совсем другого, почти интимного уровня. Я доверилась своему врачу и буквально вывернула себя наружу, чтобы дать ей полную информацию о характере моего заболевания. Александра Сергеевна, в свою очередь, сделала всё, чтобы я могла чувствовать себя комфортно в работе с ней.