Психика в действии

Саймон не был ранен, и его могли бы выписать из госпиталя почти сразу, не превратись он в «нервную развалину». При малейшем звуке он подпрыгивал с колотящимся сердцем. Он не мог есть, обильно потел, плохо спал. Хуже всего Саймону приходилось по ночам. Роковое сражение являлось ему в ночных кошмарах. Он заново проживал все события того дня, пока не доносился вой того рокового снаряда. И тогда с воплем Саймон просыпался, дрожащий, мокрый от пота.

Саймона отправили в Соединенные Штаты, где он провел несколько месяцев в обычной больнице, прежде чем снова был признан годным к строевой службе. В больнице еще долгое время он каждую ночь видел все тот же сон и каждый раз с криком просыпался, заслышав приближение снаряда. Этот сон не только пугал его, но и ставил в неудобное положение, потому что своим криком Саймон будил соседей по палате. Благодаря правильно выбранному лечению его постепенно перестали преследовать кошмары, он медленно обретал покой.

С помощью психиатра Саймон начал сознавать чувства, лежавшие в основе его невроза. Он был совестливым человеком и, как многие честные люди, корил себя в том, в чем его вины не было. Саймон считал, что если бы он проследил за тем, где его солдаты роют окопы, они остались бы живы. Он терзался чувством вины, которое не осознавал, пока оно не открылось в беседах с психиатром. Разумеется, он мучил себя несправедливо, ведь предугадать, куда попадет смертоносный снаряд, было не во власти Саймона.

Он был жертвой не только своего чувства «вины», но и блокированного страха. Саймон был так занят заботами о своих подчиненных, что ему некогда было подготовить убежище для себя. Сбитый с ног взрывом, он так быстро потерял сознание, что не успел основательно «прочувствовать» и выпустить из себя страх, пробужденный воем приближавшегося снаряда. С помощью врача Саймон смог задним числом прочувствовать и излить это переживание, облегчив накопившееся бессознательное напряжение страха. Они с врачом залезли на четвереньках под стол, как будто в окоп. И когда Саймон «увидел» приближающийся снаряд, он стал кричать, повторяя одно и то же снова и снова: «О Боже! Все в окопы! Господи! Ничком на землю, ради всего святого! О Боже! Все в окопы!»

Именно так Саймон облегчил бы напряжение страха во время самой атаки, если бы его не контузило, прежде чем он успел излить весь свой ужас. После нескольких подобных сеансов, по окончании которых Саймон закрывал лицо руками и плакал, «увидев» своих мертвых солдат, ночные кошмары прекратились.

Почему Саймона посещал этот кошмарный сон? По-видимому, он был попыткой освободить свой страх. Если бы он мог досмотреть сон до конца, кошмары, возможно, прекратились бы. Одна из причин, почему Саймон не мог этого сделать, заключалась в том, что он чувствовал себя настолько виноватым в «небрежности» (как он сам оценивал свои действия), что предпочел бы принять смерть вместо солдат взвода. Довести кошмар до логического завершения означало бы погибнуть во сне. По какой-то непонятной нам причине направленное внутрь мортидо очень редко, возможно, никогда не проявляется во сне до конца. Если во сне человек падает со скалы, то он всегда просыпается до того, как ударится оземь; охваченная паникой девушка, неспособная сдвинуться с места, когда на нее бросается великан с ножом, всегда пробуждается, прежде чем он ее настигнет (а если он ее все же хватает, оказывается, что он вовсе и не собирался ее убивать). Это резко контрастирует с проявлениями мортидо или либидо, направленных вовне, которые часто завершают сон убийством или оргазмом. Поскольку Саймон не мог позволить убить себя во сне, ему приходилось в критический момент просыпаться. Однако с помощью врача терзания, которые он не мог разрешить естественным сном, удалось завершить посредством гипноза. Подавленная энергия нашла выход, и Саймон вновь стал свободным человеком.

На этом психиатр не остановился. Дальнейшее исследование выявило, что эта ситуация была повторением не нашедших выхода эмоций детства, связанных с аналогичной мнимой «небрежностью» в отношении младших сестер, когда одна из них получила небольшие ожоги во время крупного пожара, случившегося в Олимпии. К концу лечения Саймон избавился от этого дополнительного напряжения, которое таилось в его подсознании долгие годы и еще до военной службы порой вызывало ночные кошмары и сердцебиения.