Останавливаясь на рассмотрении различных вариантов психоаналитических концепций Хорни, Дж. Рубине не без основания замечает, что, несмотря на учет культурных факторов в первой своей работе, она все же не смогла дать удовлетворительного объяснения того, как эти внешние факторы соотносятся с внутрипсихическими процессами и механизмами, лежащими в основе невротических реакций индивида. Верно и то, что в последних работах Хорни акцент переносится на внутренний мир человека. Однако эти верные соображения далеко не всегда сопровождаются у автора отчетливо сформулированными выводами, свидетельствующими об адекватном понимании существа психоаналитического учения Хорни о человеке.
Прежде всего, имеется в виду то обстоятельство, что, акцентируя внимание на структуре человеческой психики, в работах позднего периода своей теоретической и терапевтической деятельности Хорни не исключала возможности возникновения конфликтов и образования неврозов, обусловленных наличием специфических отношений между людьми в культуре, основанной на постоянной конкуренции. Поэтому вряд ли правомерно представлять Хорни в качестве исключительно «неофрейдиста культурной ориентации», как это делает Дж. Рубине (Rubins, 1979, р. 317).
Другое дело, что в попытках объяснить отношения между культурными факторами и внутрипсихическими процессами Хорни делает ставку на самореализацию сущностных сил человека. Но это отнюдь не исключает ни ее «культуралистической тенденции» в трактовке бытия человека в мире, ни ее ориентации на межличностные отношения, поскольку, как подчеркивает сама Хорни, самореализация не является основной целью индивида, главное – «развитие способностей человека к установлению хороших человеческих отношений» (Ногпеу, 1950, р. 308).
Более существенно то, что в конечном счете Хорни так и не удалось избежать двусмысленности при объяснении отношений между внешними и внутренними факторами, оказывающими влияние на жизнедеятельность человека. Но раскрытие именно этого вопроса и не нашло исчерпывающего освещения в исследовании Дж. Рубинса.
И еще одно соображение. Рассматривая первые работы Хорни, Дж. Рубине справедливо указывает на то, что ее расхождения с Фрейдом были скорее частичной, чем полной ревизией классического психоанализа (Ногпеу, 1950, с. 230). И это действительно так, поскольку, несмотря на критику ряда теоретических положений и постулатов Фрейда, Хорни сохраняет неизменным психоаналитический метод исследования человека и культуры. Причем данное соображение в равной степени относится ко всем работам Хорни, в том числе и позднего периода ее теоретической и клинической деятельности.
Между тем отмеченное выше положение Дж. Рубине относит только к ранним работам Хорни. Во всяком случае, при рассмотрении специфики поздних трудов Хорни автор не высказывает своего явного отношения к тем модификациям, которые были осуществлены Хорни в психоанализе. Создается впечатление, что Дж. Рубине разделяет точку зрения тех исследователей, кто полагает, что Хорни действительно осуществила принципиальную ревизию классического психоанализа.
Подводя итог, следует еще раз отметить следующее. В рассмотренных выше работах Ф. Салловея и Дж. Рубинса содержатся, на мой взгляд, как верные соображения, связанные с адекватным пониманием истории становления и развития психоанализа, психоаналитических учений Фрейда и Хорни о человеке и его невротизации, так и такие теоретические положения, которые вызывают существенные возражения. Вместе с тем и то, и другое исследование – отнюдь не заурядное явление в зарубежной литературе, посвященной истории психоаналитического движения.
Не вписывающаяся в традиционное для психоаналитиков освещение «интеллектуальной биографии» основателя классического психоанализа, книга Ф. Салловея способствует развенчанию различных мифов о Фрейде и его учении о человеке, широко распространенных в настоящее время за рубежом. Являющаяся одной из немногих работ, раскрывающих жизненный путь Хорни, книга Дж. Рубинса вводит в научный оборот новый материал, осмысление которого столь необходимо для дальнейшего исследования истории реформирования классического психоанализа.
Обе работы вносят, как мне думается, несомненный вклад в исследование истории развития психоаналитического движения. Они могут представить значительный интерес как для философов, психологов и историков науки, так и для всех тех, кто интересуется психоаналитическими идеями о человеке и культуре.