– Нет. Никакой педерастии. Помилуйте. Это отвратительно. Пидоры были во всех камерах, куда я попадал, но к ним ходили только самые дикие, синие уголовники. Которые – всю жизнь по зонам. Тюремный пидор – он, как правило, пидором быть не хочет, он сидит себе под шконкой, грязный, тихий, чтоб склонить его к этому делу – надо либо какой-нибудь жратвы хорошей ему дать, сигарет, чаю... Либо, наоборот, силой заставить. В лучшем случае он тебе рукой поможет... Ужасно это всё, Людмила, и гадко. Между мужчиной и мужчиной не может быть секса. Любовь – да. Но не физическая. Допустим, в армии у меня был друг – я его очень любил. Меня к нему тянуло. Мы были единомышленниками, мы вместе мечтали... Если его не было рядом, я скучал, мне его не хватало. Это была не дружба, нечто большее, духовная близость, родство... – Хозяин посмотрел на нее с сомнением, словно опасался недопонимания. – Или вот Борис... Я люблю Бориса. Он на самом деле как брат мне... Но это не значит, что я хочу делать с ним любовь.
Она поставила чашку, помолчала; хозяин ждал; она решилась.
– А что вы хотите с ним сделать?
Кирилл посерьезнел.
– Давай на «ты».
Она кивнула.
– Давай. Что ты хочешь с ним сделать?
– Я собираюсь освободить его, – он коротко провел ладонью по воздуху. – От всего, что ему не принадлежит.
– Например?
– Например, от тебя.
– Ты считаешь, что я ему не принадлежу?
– Конечно, нет. Ты гуляешь сама по себе.
– А если...
Она на миг поколебалась, потом подумала: «Какого черта?» – и резче, чем было нужно, продолжила:
– А если я его люблю?
– Ну и люби, кто тебе мешает? Я не претендую на твою душу и сердце. Только на тело и разум.
– Насчет тела – понятно. Но зачем разум?
Хозяин поморщился и возмущенно поднял брови, словно услышал глупость.
– Ты не поняла, – сказал он с раздражением. – Я не козел похотливый. Я тебя пальцем не трону, пока сама не захочешь.
– Я тебя не хочу, – сказала она.
– Тогда почему ты здесь?
– Я приехала за вещами. Ты сказал, что забрал из милиции мои вещи и готов их отдать...
– Ты могла бы прислать Бориса.
– Он против этой затеи. Он не знает, что я здесь.
– Ты могла попросить, и я бы всё привез к тебе домой.
– О боже. Нет. Я воспитанная женщина. Ты делаешь мне услугу, ты спас мои шубы и драгоценности – я не могу капризничать и просить. Ты сказал, что мне лучше приехать к тебе, – я приехала. Если ты решил, что я должна заплатить... ну... натурой...
– Вот черт, – хрипло и весело произнес хозяин. – С чего ты взяла, что я потребую оплаты натурой? Я разве дал тебе повод считать меня подонком и гадом?
– Да.
– Когда?!
– Ты сам рассказывал, как отрезал людям уши.
Хозяин фыркнул.
– Я отрезал людям уши, и поэтому, значит, я подонок? Сволочь и быдло? И я верну тебе твои меха и твои бриллианты, только если ты ляжешь со мной в постель? Уважаемая, за кого ты меня держишь?
– За злодея.
Хозяин кивнул; вдруг встал с пола, шагнул, протянул руку (ей показалось – к горлу), но не закончил движение, отдернул, выставил указательный, погрозил.