Психофильм русской революции

К вечеру мы добрались до немецкой колонии Кагарлык. Это было небольшое селение. Места для размещения всех частей не оказалось. Кто был впереди, тот попал в хаты, но большинство осталось на улице и во дворах с обозами. Погода была суровая, зимняя. Дул резкий ветер, и временами поднималась пурга. Наш обоз въехал в громадный двор или, скорее, пустырь, где стояли скирды соломы. Все помещения были до такой степени набиты людьми, что нельзя даже было втолкнуться. Улицы и площадь были заставлены обозами. Зажгли костры. Пахло гарью, стлался дым. Кое-где группы, запасшиеся продуктами, варили пищу. Мы варили и пили чай с сухими кусками черного хлеба. Я хотел задремать, но сон не приходил. Есаул Афанасьев с двумя солдатами провел мимо нас пожилого человека в кожухе. Мы догадались, что его будут расстреливать. И действительно, почти тотчас же за углом ближайшей хаты раз -далось два выстрела, и патруль возвратился обратно. Я видел этот распростертый навзничь труп большевика возле глухой стены хаты. Было приказано потушить огни и не зажигать костров. Мороз достигал десяти градусов, хотелось спать, но стало страшно холодно, и я не мог заснуть. Слегка задремав, зарывшись ногами в солому, я услышал, как кто-то сказал, что в ближайшем дворе есть место для всего нашего обоза. Мы тотчас же перебрались туда. Но в хату входили только чтобы погреться. Толпа людей стояла в ней, как в тисках. В 12 часов ночи нам надлежало выступать дальше, значит, необходимо было уснуть, чтобы запастись силами. Подмостив соломы, мы улеглись под своей повозкой, прижавшись друг к другу. Соломы было мало, и мы лежали почти на снегу. Я закутался с головой. Сон был беспокойный. Согреться было нельзя, и временами трясло, как в лихорадке.

Меня разбудили. Наши о чем-то горячо спорили. Говорили, что где-то недалеко появился отряд большевиков. Передали команду: «Обоз третьей роты, вперед», а у нас лошади опять были не готовы. Настроение было скверное. Теперь каждый заботился только о себе. Переутомление было сильное. Каждый панически боялся отстать. Инстинкт самосохранения заставлял каждого преодолевать все трудности и идти с обозом. Люди цеплялись за повозки и шли машинально. Кто мог, садился на повозку, но за это удобство люди жестоко боролись. Один сталкивал другого, и на этой почве люди теряли всякую совесть Безумно клонило ко сну. Обоз шел неровно, ежеминутно приостанавливаясь. Люди моментально засыпали, прислонившись к повозкам. Спали стоя. Особенно давала себя чувствовать дорожная колоть. Ноги в темноте ежеминутно подворачивались и лишали свободы движения. Мороз к утру стал спадать, и днем начало таять. Это было особенно приятно, потому что не так болели примороженные руки.

К полудню мы подходили к немецкой колонии Кандель, находившейся возле лимана. Шедшие впереди уже вступали в Кандель, а обозы еще шли, растянувшись на много верст сзади. Отряд уже не походил на боевую часть, способную дать отпор. Едва двигаясь, офицеры говорили, что даже в германскую войну они не делали таких тяжелых переходов. Масса военных бросила строй и примостилась на повозках возле своих семейств. Большую часть обоза составляли подводы беженцев. Военного снаряжения почти не было, не было ни продуктов, ни кухонь. Питались на остановках по хатам у местных жителей. Это была толпа беженцев.

Мы беспокоились, что пришедшие первыми в Кандель закупят весь хлеб и мы останемся голодными. Все только и думали о еде. Наша рота рассыпалась цепью, имея назначение прикрывать движение обоза. Мы услыхали выстрелы и тотчас же узнали, что наши цепи задержали каких-то людей, ехавших им навстречу.

Сидевшая на этой повозке женщина кинулась к добровольцам и сообщила, что ее, арестованную, везет с пакетом агент чрезвычайки. Документы были налицо, и агент, конечно, был расстрелян на месте. Женщина, оказавшаяся учительницей, присоединилась к нам.

Мы почти уже входили в Кандель. В это время нас оглушил где-то вблизи разорвавшийся снаряд, и тотчас же после этого начался обстрел селения. Произошло замешательство. Полковник Москалев кричал, чтобы не торопились и шли спокойно. Под звуки оглушительных разрывов наш обоз входил в обширный двор, где стояли две скирды. Был такой грохот, что люди побросали свои повозки и укрылись в хату, в конюшни и сараи. Обозы не спеша проходили мимо, но как только подводы заворачивали во дворы, люди поспешно вставали с повозок и, бросая лошадей без присмотра, укрывались по хатам. Усталые, голодные и разрозненные части накинулись на еду и упустили сделать разведку, а накануне большевики были в Канделе. Наша рота залегла цепью у самого входа в колонию. По приказанию Стесселя по хатам стали быстро собирать всех тех, кто был при оружии, чтобы наступать по окраине колонии. Тут проявилась безотрадная картина малодушия и беспечности многих. Не стесняясь публики, эти люди прятались на глазах у посторонних им людей.