Психофильм русской революции

Украинцы отошли. Большевики вступили в город. Казалось, враг ушел, и мирным жителям нечего опасаться расправы и мести, тем более что победа большевиков ожидалась благосклонно: уж очень насолили украинцы. У нас в доме поэтому не придали значения рассказу очевидца, который видел, как недалеко на улице солдат-красноармеец остановил прохожего и потребовал документ. Незадолго до вторжения большевиков украинцы повыдавали всем документы на красных карточках, где значилось звание «казак» и имя. Такой документ был выдан и мне. Прохожий показал этот свой вид, который вовсе не означал, что его обладатель был в рядах сражавшихся украинцев. Красноармеец, прочитав документ, без разговоров застрелил прохожего и спокойно отправился дальше.

Люди не понимали и недоумевали, в чем дело. Но скоро такие случаи стали повторяться, и люди поняли, что украинские документы надо уничтожить. Я спрятал свой казачий документ между двумя листиками своей брошюры «Душа и природа» и склеил эти два листика.

Любопытна была эта черта революции. Когда ругали старый режим, кричали о формализме, о стеснении личности и порицали паспортную систему. Но никогда так не требовали документы, как во время революции. Всюду их проверяли и спрашивали. Каждый обыватель должен был носить при себе целые пачки удостоверений - от домовых комитетов, от профессиональных союзов, от разной власти.

Несмотря на тревожные сведения, любопытство выгоняло людей на улицу. Вышел и я, чутьем поняв, что надо одеть штатское платье, которое, к счастью, у меня было достаточно потрепанное. Под ним у меня было военное одеяние без погон, которых тогда уже никто не носил.

Было ясное утро, светлое и теплое. На улицах было полно народу. По первому впечатлению все было благополучно. На Безаковской улице я видел много железнодорожных служащих, которые шли весело и беспечно, шутя друг с другом. Но они были вооружены с ног до головы. Это были большевики. Они ничем не отличались от тех, кого за этот год мы привыкли видеть во всех ролях. Тут же бродило много подростков, тоже вооруженных, по два-три вместе. Мое внимание остановили шедшие впереди меня трое вооруженных юношей в форме технического железнодорожного училища.

Так вот кто были «местные большевики». Это были железнодорожники, ученики технических школ, рабочие Арсенала...

Дальше в городе уже встречались большевистские войска. Это были знакомые нам товарищи солдаты, но без погон. Довольно много попадалось матросов.

Иногда большевики останавливали прохожих, по преимуществу военных, и требовали документы. Одних отпускали, других уводили. Но картина была довольно мирная, и никто не понимал того ужаса, который уже вступил в свои права. Эти группы вооруженных людей рассыпались теперь по всем улицам и часто заходили в дома.

Так началась охота на людей, которой еще не видали киевляне. Де -лались обыски под предлогом отобрания оружия, но не было видно, что, собственно, они ищут. Повсюду царили красные флаги и банты, но они уже никого не поражали.

Группами и поодиночке вели арестованных, но это меня не удивляло - со времени Керенского могли арестовать каждого. Между прочим, попался мне навстречу и арестованный матрос, которого вели под конвоем к Мариинскому парку и ко дворцу, где заседал Совет рабочих депутатов и где, как потом выяснилось, заседали самообразовавшиеся суды из жиденят, творивших суд и расправу над задержанными буржуями и офицерами.

Картина была сильная и интересная. Было что-то подозрительное в атмосфере, не пахло миром, который обещала прокламация городской управы.

Только к вечеру по всему городу распространились вести о том, что большевики арестовывают на улице всех офицеров, генералов, даже отставных и глубоких стариков. Арестовывали без всякого разбора, без предъявления какого бы то ни было обвинения. Вели к Мариинскому парку и во дворец. Там за столиками сидел импровизированный суд из жиденят, студентов, реже рабочих. Допрос был короток: «Вы офицер?». Знак конвойным - тоже добровольцам из молодежи плебейского типа - и осужденных отводили во двор и ставили «к стенке». Здесь впервые и народился этот термин, который потом стал эмблемой большевистской революции.

Этот расстрел и убийства казались невероятными, и в первое время им не верили. Бой ведь шел с украинцами, а не с русскими офицерами, которые по уходе из армии мирно жили в Киеве, не делая против революции никаких активных выступлений.