Громов вернулся из командировки через две недели. На следующий день связался с Малаховым и напомнил о деле.
В присущей ему тактичной, но гибкой манере Владимир Данилович обошел стороной вопрос согласия на участие в инициативе, но встретиться с руководителем проекта все же согласился.
Далее последовали проволочки, связанные с оформлением допуска Малахова к гостайне с высшим грифом секретности и другими формальностями. А затем профессора вывезли в засекреченный учебно-тренировочный лагерь под Тулой, на первый взгляд напомнивший Малахову какой-то санаторий.
– Валентиныч – нормальный мужик, – говорил Громов, когда они вдвоем шли по коридору административного корпуса. – Адекватный, без пули в голове, что называется.
– Главное, чтобы не без царя.
Они подошли к двери без таблички. Эдуард Евгеньевич постучался, заглянул в помещение.
– Валентиныч, привет! Свободен сейчас?
Обернувшись, Громов подал знак. Поправив очки, Малахов прошел следом за другом.
Они оказались в просторном, хорошо освещенном кабинете с традиционной мебелью госучреждений. Из-за широкого стола навстречу им бодро выскочил поджарый мужчина средних лет.
Он был в темных брюках и белой рубашке с аккуратно повязанным галстуком. Черные глаза мужчины щедро излучали энергию и обаяние.
– Эдик, ты как раз вовремя! – звонким голосом заявил Артур Валентинович, сияя белыми зубами. – Только что созванивался с твоим руководством. Зеленый свет получен. С сегодняшнего дня ты – в команде. Все документы согласованы и подписаны. Добро пожаловать на борт, дружище!
– Давно пора. – Громов и Волжанский обменялись энергичными рукопожатиями. – Бюрократы тормозят прогресс. А вот, собственно, и Владимир Малахов, о котором я рассказывал.
Волжанский повернулся к психологу.
– Владимир Данилович, очень рад наконец-то встретиться с вами лично! Слышал о вас много хорошего – и не только от Эдуарда. Я уверен, вместе мы совершим не одно открытие!
– Спасибо, рад вашему оптимизму, – сдержанно произнес Малахов и протянул ладонь.
Волжанский поднял руки, продолжая широко улыбаться.
– Простите мне мою дикость, Владимир Данилович, но пожать вам руку я не смогу. Боюсь, моя голова хранит слишком много государственных секретов, доверить которые кому-либо еще я не вправе. Очень прошу вас не обижаться, в этом нет абсолютно ничего личного.
– Только бизнес, – подсказал Малахов.
– Боже, этот фильм пора запрещать, – усмехнулся Волжанский и сделал приглашающий жест. – Прошу вас, присаживайтесь. Думаю, нам есть что обсудить.