Психология

Декарт первый определил мысль как нечто абсолютно непротяженное, и более поздние философы нашли, что это определение правильно. Но какой смысл в утверждении, что когда мы думаем о линейном футе или квадратном аршине, то нашей мысли нельзя прописать протяженность? Адекватный мысленный образ любого протяженного объекта должен обладать протяженностью, свойственной самому объекту. Различие между объективной и субъективной протяженностями заключается исключительно в отношении к контексту. В уме различные протяжения не сохраняют непременно упрямого порядка взаимоотношения, тогда как в физическом мире они между собой связаны и в совокупности составляют великое всеобъемлющее единство, в которое мы верим и которое называем реальным пространством. В качестве «внешних» они как бы враждебны друг другу, взаимно друг друга исключают и держат на расстоянии; тогда как в качестве «внутренних» ряды их расшатаны, и они представляются в каком-то Durcheinander, где единство утеряно

[29]. Но мне кажется почти что бессмысленным выводить отсюда абсолютную непротяженность внутреннего опыта. Оба мира различаются не присутствием или отсутствием протяженности, а взаимоотношением протяженностей, существующих в обоих мирах.

Не ставит ли нас этот вопрос о протяжении на след истины и относительно других качеств? Конечно, и меня удивляет, что на это раньше не было обращено внимания. Почему, например, мы говорим, что огонь горяч, а вода мокра, и все же мы отказываемся признать, что наше душевное состояние, «занятое» этими (of these) объектами, мокро или горячо? Во всяком случае «интенционально», и когда душевное состояние наполнено ярким образом, теплота и влажность заключены в нем в той же мере, как и в физическом опыте. Объясняется это тем, что, когда постепенно проясняется общий хаос всех наших опытов, мы убеждаемся в том, что один вид огня всегда сжигает палки и согревает наше тело, а некоторые воды всегда гасят огонь, тогда как другие огни и воды совершенно не действуют. Все действующие

опыты, не только внутренне характеризуемые своими природами, но и проявляющие их энергетически в определенных качествах, сталкивая их между собой, неизбежно противополагаются другой группе опытов той же природы, но не проявляющих ее «энергетически». Вот я берусь за опыт с пылающим огнем: я становлюсь рядом с ним, но он меня ничуть не греет. Я кладу на него палочку, и она сгорает или остается зеленой, согласно моей воле. Иду за водой и выливаю ее на огонь, но все остается по-прежнему. Я объясняю все эти факты тем, что называю весь этот ряд опытов нереальным, мысленным рядом. Реальные палки не горят в мысленном огне; мысленная вода вовсе не обязана (хотя, конечно, может) тушить мысленный огонь. Мысленные ножи могут быть остры, но ими не разрежешь реального дерева. Мысленные треугольники остры, но углы их никого не заденут. Реальные предметы, наоборот, сопровождаются последствиями, и таким-то образом реальный опыт просеивается сквозь мысленный, вещи отделяются от верных или воображаемых мыслей о них и дают общий твердый осадок всего опытного хаоса, под именем физического мира. Воспринимаемый опыт, будучи первоначально ярким опытом, представляет собой его ядро. К нему мы прибавляем множество отвлеченных опытов, придавая им силу в нашем воображении и созидая с помощью их более отдаленные части физического мира; а вокруг этого ядра реальности, точно полоса туч, плывет мир несвязных фантазий и чистых расподий. В облаках нарушается много правил, соблюдаемых в ядре. Протяженности там ничем не ограничены; движение не повинуется законам Ньютона.

VII

Существует особый вид опытов, которым, независимо от того, рассматриваем ли мы их как субъективные или объективные, мы приписываем

в качестве атрибутов их многоликие природы, потому что в обоих контекстах они сильно воздействуют на своих соучастников, хотя ни в коем случае не так «сильно» или резко, как воздействуют друг на друга вещи с помощью своей физической энергии. Я имею здесь в виду оценки, представляющие собой обоюдоострую сферу бытия, так как они с одной стороны относятся к эмоциям, а с другой – имеют объективную «ценность», кажутся не совсем внутренними и не совсем внешними, как будто обособление их началось, но еще не завершилось.