Психология

Четвертым фактором, определяющим характер воспроизведения, служит сходство в эмоциональном тоне между нашим расположением духа в данную минуту и воспроизведенной идеей. Те же объекты связываются в ассоциации с различными элементами, когда мы веселы и когда грустны. Наша неспособность вызвать в себе ряд веселых картин, когда мы в дурном настроении духа, представляет поистине поразительное явление. Воображение меланхоликов вечно занято картинами болезней, войны, бури, мрака, ужаса и разрушения. Сангвиники, будучи в хорошем расположении духа, совершенно не способны предаваться мрачным мыслям и страху из-за дурных предзнаменований. Цветы и сияние солнца, весенние грезы и радужные надежды – вот содержание быстро сменяющихся в их уме ассоциаций. Читая в дурном настроении духа описание путешествия в полярные страны или в глубь Африки, мы ужасаемся грозным силам природы; перечитывая то же описание в хорошем расположении духа, мы приходим в восторг при мысли об энергии человека, преодолевающей все препятствия, которые природа ставит его стремлениям. Немногие романы читаются с таким веселым чувством, как «Три мушкетера» Дюма. А между тем я могу засвидетельствовать, что, читая этот роман во время морской болезни, я почерпнул из него только чувство глубочайшего отвращения к той жестокости и резне, виновниками которой были герои романа – Атос, Портос и Арамис. Итак, причинами, благодаря которым интересный элемент тускнеющего представления вызывает за собой то, а не другое новое представление, служат привычка, «недавность», живость и эмоциональное родство представлений. Мы можем с уверенностью сказать, что в большинстве случаев данное представление вызовет за собой по ассоциации привычное, недавнее, живое или эмоционально сходное представление. Если все эти свойства характеризуют элемент, входящий в состав вновь образующейся ассоциации, то можно предвидеть, что данный элемент будет играть важную роль и в образовании последующего объекта мысли. Впрочем, вопреки тому факту, что смена представлений подчинена строгому детерминизму и сводится к немногим классам, характерные черты которых обусловлены предшествующим опытом, необходимо все-таки сознаться, что возникновение огромного числа звеньев в цепи представлений не поддается никакому определенному закону. Это можно видеть на примере о часах, приведенном мною ранее. Почему образ ювелирного магазина напомнил мне о запонках, а не о цепочке, которую я купил там после запонок, которая стоила дороже и с которой были связаны гораздо более интересные эмоциональные ассоциации? Читатель, занимаясь самонаблюдением, легко может почерпнуть массу аналогичных фактов. Ввиду этого мы должны допустить даже в формах обычной смешанной ассоциации, которые лежат ближе всего к неполной реинтеграции, что случай решает, какой именно элемент ассоциации будет вызван интересной стороной тускнеющего представления; разумеется, случай – для нашего ума. На самом же деле, без сомнения, образование каждой новой ассоциации предопределено физиологическими причинами, которые вследствие тонкости и изменчивости не поддаются нашему анализу.

Ассоциация по сходству

. Рассматривая смешанные ассоциации, мы постоянно предполагали, что интересная часть тускнеющего объекта мысли довольно значительна и настолько сложна, что сама по себе образует конкретный объект. Гамильтон рассказывает, например, что однажды воспоминание о горе Бэн-Ломонд привело его к мысли о прусской системе воспитания, причем звеньями ассоциации были немец, которого он встретил на Бэн-Ломонде, Германия и т. д. В Бэн-Ломонде как объекте опыта интересом, определяющим дальнейшее течение мыслей, было присутствие сложного образа отдельного человека. Но теперь предположим, что заинтересованное в данном объекте внимание еще более утончается и подчеркивает в нем лишь одну часть, которая сама по себе так незначительна, что не может быть изображением конкретного предмета, а представляет собой отвлеченное свойство. Кроме того, предположим, что эта часть объекта сохраняется перед нашим сознанием (или, на языке физиологии, продолжаются обусловливающие ее мозговые процессы), после того как другие стороны данного объекта стушевались. В таком случае малый остаток представления окружит себя собственными элементами ассоциации тем путем, который мы описали выше, и тогда отношение между исчезнувшим и вновь образовавшимся объектами мысли будет отношением сходства. Пара таких объектов образует то, что называется ассоциацией по сходству.

Сходные объекты, сопровождающие один другого в такой ассоциации, всегда суть нечто сложное. Это постоянно подтверждается опытом. Простые идеи, атрибуты или качества не обнаруживают стремления напоминать об аналогичных свойствах. Мысль о каком-нибудь оттенке голубого цвета не вызывает мысли о другом оттенке, за исключением случаев, когда ради сравнения или установления номенклатуры мы специально сопоставляем различные оттенки цвета.