Однако это все же далеко еще не эпилептики. Прежде всего у них никогда не бывает эпилептических припадков с их характерным моторным выражением, А затем — это нормальные члены общества, полезные работники, достигающие иногда значительно высоких ступеней общественного положения. Среди выдающихся представителей творческих работников или исторических деятелей можно назвать не одного представителя этой категории.
Следовательно, нужно полагать, что основу эпилептического заболевания не надо искать в наличии припадков. Такого же рода припадки констатируются, например, и в случаях истерии — заболевания, которое в значительной степени отличается от эпилепсии. В факте припадков, нужно полагать, мы имеем дело с патологическим явлением, которое нельзя рассматривать как специфически эпилептическое.
Не касаясь вопроса о настоящей сущности этой болезни, мы обратимся к некоторым из психологических особенностей, имеющих место при эпилептоидии и при эпилепсии. Здесь в первую очередь нас интересует вопрос о высших, чисто человеческих психических функциях — об интеллекте и воле.
Нет нужды в специальном экспериментальном анализе этих психических сил у эпилептоидов. Среди них известны лица с высоким уровнем интеллектуальных и волевых способностей; среди выдающихся исторических деятелей называют лиц, которые, по-видимому, принадлежали к эпилептоидам. Следовательно, мы должны допустить у них достаточно высокую ступень развития объективации, на базе которой действуют их выдающиеся интеллектуальные и волевые способности.
Другое дело настоящие эпилептики. Анализ их интеллектуальных и волевых данных, наоборот, показывает, что в этом отношении они стоят на значительно низших ступенях развития. В диссертационной работе И. Бжалава имеется ряд данных, подтверждающих это положение[46]
. Из экспериментального анализа понятийного мышления эпилептиков видно, что эта существенно важная функция у них в значительной степени снижена. Но и анализ волевых актов, как и следовало ожидать, не приводит нас к лучшим результатам. Не касаясь вопроса о конкретной картине воли эпилептика, мы ограничиваемся здесь лишь указанием на факт ее слабого развития. Зато эпилептик известен как человек стенических агрессивных аффектов необыкновенного упрямства и твердости, как человек, который не отказывается от шагов, могущих оказаться опасными даже для его собственной жизни. Все это только подтверждает факт слабого развития его волевых качеств. По всему видно, что эпилептиком управляют именно непосредственные импульсы, но не разумная воля, сущность которой заключается, между прочим, в способности обуздывать и направлять эти импульсы, но не подчиняться их руководству.Коротко: интеллект
воля эпилептика носят на себе печать явной деградации. С другой стороны, бывают, однако, моменты в жизни эпилептика, когда он оказывается способным дать высокие образцы как мышления, так и волевой деятельности. Нужно полагать, что у него, как, впрочем, и у представителей других заболеваний, поражается в первую очередь пе столько непосредственно сила мысли или воли, сколько способность объективации, являющаяся предпосылкой для деятельности их обеих.В таком случае основную причину отсутствия или деградированной активности интеллекта и воли эпилептика следует искать в расстройстве способности объективации, представленной у него. В силу каких-то обстоятельств, которых мы здесь не касаемся, происходит снижение акта объективации и в результате этого развивается бездеятельность интеллектуальных и волевых сил индивида. Следовательно, поведение его, лишившись руководства со стороны этих высших сил, остается во власти установок, специфических для данной личности. Отныне поведение беспрепятственно развивается под руководством этих установок. В случае эпилепсии основой поведения становится грубо-статическая, локальная фиксированная установка и больной лишается возможности коррекции своего поведения иод руководством интеллекта. В случае же шизофрении, как мы в этом убедились выше, ввиду выпадения нормальной активности объективации и базирующихся на ней интеллекта и воли, в дело вступает непосредственно активность фиксированной установки, которая характеризуется в этом случае своей грубостью, статичностью и иррадиированностью.
Пограничные состояния
Из так называемых пограничных состояний мы остановимся на анализе психастении (типа врожденных болезненных состояний) и истерии (типа реактивных изменений в связи с психическими переживаниями). Эти состояния, как известно, даже при очень большой интенсивности явлений не представляют болезни в собственном смысле. С другой стороны, еще менее можно отнести их к явлениям нормальных, здоровых состояний. Остановимся на анализе установки при этих состояниях[47]
.