Психология внимания

На этом мы и закончим нашу заметку, выразив желание, чтобы такого рода наблюдения были произведены в более широком объеме. Вряд ли возможно сомневаться, что систематическое производство таких экспериментов и их осторожное толкование могут дать целый ряд важных психологических данных, и притом в тех областях, которые до сих пор почти не поддаются изучению с помощью обыкновенных методов экспериментальной психологии.

Э. Рубин

Несуществование внимания[104]

Представление о внимании характерно для наивного реализма. В психологии оно становится источником псевдопроблем. Для наивного реализма внимание означает субъективное условие или активность, содействующую тому, чтобы предметы переживались с высокой познавательной ценностью, т. е. чтобы вещи переживались такими, какими они согласно представлениям наивного реализма и являются в действительности. Уже из-за этой оценочной точки зрения представление о внимании непригодно для психологии. Впрочем, внимание есть взрывчатое вещество и для самого наивного реализма, поскольку его основная установка состоит в том, что субъективность и видимость совпадают. Если внимание есть обозначение субъективных условий переживания, которым и ограничиваются, то, вместо того чтобы проводить реальные исследования, закрывают глаза на главную тему психологии, а именно на раскрытие и исследование этих субъективных условий переживания. А поскольку эти условия, которые частично анализируются в «психологии задачи», от случая к случаю изменяются, то и внимание означает, хотя над этим, как правило, не задумываются, либо нечто весьма неопределенное, либо нечто неоднородное, в разных случаях различное. Поэтому-то ни одно определение внимания и не могло удовлетворить психологов, тогда как внешне можно было все объяснить вниманием. Поэтому-то в действительности внимание как объяснительный принцип должно было исчезать всякий раз там, где исследование проникало в феномены и раскрывало их условия и факты. Поскольку термин «внимание» не обозначает ничего определенного и конкретного, то, чтобы все-таки поставить ему в соответствие некую реальность, легкомысленное предположение вызывает к жизни фикцию формальной и абстрактной деятельности души.

Слово «внимание» является в большинстве случаев излишним и вредным. Когда, например, некто Майер смотрит в свою тетрадь, то псевдонаучно это можно выразить так: «Майер направил свое внимание на тетрадь».

По-видимому, говорят так не только ради изысканности выражения, но также и для того, чтобы открыть дорогу опасному недоразумению, будто в нашей познавательной жизни имеется некий прожектор, который перемещается то туда, то сюда по воспринимаемому предмету. Воспринимаемых предметов нет в наличии, но они как будто только того и ждут, чтобы внимание как некий прожектор высветило их, они возникают лишь при содействии всех субъективных условий.

Так называемые типы внимания суть лишь описательные характеристики поведения различных людей и не имеют объяснительной силы. Вместо того чтобы сказать просто, что Майер неустойчив, говорят, что Майер относится к неустойчивому типу внимания.

В докладе будет сказано о том, какого рода переживания и факты обнаруживаются при одновременном воздействии двух голосов.

Результаты будут приводиться в виде конкретных примеров, с тем чтобы в каждом отдельном случае показать, сколь недостаточным и ничего не говорящим является обычный способ объяснения работой внимания.

К. Коффка

О внимании[105]

…Ясное расчленение оказывается функцией поля в целом и его отдельных характеристик, а не результатом предсуществующих анатомических условий. Из множества других в высшей степени показательных экспериментов упомяну лишь об одном, чтобы подтвердить положение о том, что структура поля в целом, а тем самым и ясность его частей определяются не размещением стимулов или фактором внимания, но фактическими единицами, порождаемыми организацией.

Если составленная из штрихов вертикальная линия (рис. 1) удаляется от точки фиксации настолько, что воспринимается еще совершенно ясно, а наблюдатель сосредоточивает затем свое внимание на одной из центральных частей этой линии, то в результате оказывается, что эта часть, вместо того чтобы подчеркиваться, редуцируется и видится теперь уже неясно. Больше того, если надлежащим образом подобрать соотношение размеров целого и его частей, то эта часть может вовсе исчезнуть, так что наблюдатель будет видеть пробел в том месте, где раньше виделась эта линия. Изолируя часть структурного целого, наблюдатель разрушает эту часть. Здесь мы видим бесспорное доказательство тому, что именно более широкое целое как некий объективный факт определяет видимость своих частей, а вовсе не установка наблюдателя {…}.