На протяжении почти двух часов, которые Тони провел с нами, он был весел и очень мил, но к концу заметно погрустнел.
– Меня засадили сюда, когда мне было всего семнадцать, – сказал он. – Теперь мне двадцать девять. С одной стороны от меня обитает «стоквеллский душитель», а с другой – насильник по прозвищу Не-Ходи-Гулять-Среди-Тюльпанов. Рядом с ними прошли мои лучшие годы. Я видел несколько самоубийств. Я видел, как один человек вырвал другому глаз.
– Как?.. – спросил я.
– Кусочком деревяшки с гвоздем, – ответил Тони. – И когда тот, кому вырвали глаз, попытался вставить его обратно, я не выдержал и выбежал из палаты.
– Пребывание здесь кого угодно доведет до безумия, – добавил он.
И тут один из охранников громко произнес: «Время!».
Едва успев попрощаться с нами, Тони пулей бросился от нашего стола к двери, что вела в его блок. То же самое проделали и все остальные пациенты. Это была демонстрация потрясающе хорошего поведения.
Брайан подвез меня до станции.
После визита в Бродмур я не знал, что и думать. В отличие от других туповато-печальных пациентов Тони казался вполне обычным здоровым человеком. Но я ведь не специалист. Брайану же вопрос представлялся предельно ясным. Каждый день, который Тони проводил в Бродмуре, был днем позора для психиатрии. Чем скорее удастся добиться его освобождения – Брайан готов был пойти на что угодно ради этого, – тем лучше будет для всех.
На следующий день я написал письмо профессору Энтони Мейдену, главному врачу того отделения в Бродмуре, в котором находился Тони. «Я пишу Вам в надежде, что Вы сможете пролить свет на историю Тони». Ожидая ответа, я задавался вопросом, почему все-таки основатель сайентологии Рон Хаббард решил создать организацию Брайана, то есть ГКППЧ? Как начиналась война сайентологии с психиатрией?
И я позвонил Брайану.
– Вам следует обратиться в Сент-Хилл, – ответил он. – У них, вероятно, есть старые документы, имеющие к этому отношение.
– В Сент-Хилл? – переспросил я.
– Да, – ответил Брайан, – старый особняк Рона Хаббарда.