Читаем Псионик [СИ + иллюстрации] полностью

— А-а-а-а-а… вот оно как… — Настя замерла на месте. Не оборачиваясь, покачала головой. — То есть все вертится вокруг тебя, да? Я значит, даже не могу нравится ему, да? Он лишь думает о вражде с тобой. Что ж ты за человек, Рубцов…

Девчонка сорвалась с места, оставив меня одного на этой чертовой лавочке. Чувствовал я себя, честно говоря, полным идиотом.



Воспоминания и новые открытия

— Что-то не так? Что-то случилось? Вы не произнесли оба ни слова. — Ахмед задержал меня, поймав за рукав, когда я уже почти вышел из автобуса.

Естественно, даже водитель заметил нашу с Настей ссору. Вернее, ее ссору со мной. Я вообще, между прочим, ругаться не собирался. Это она…Со своим дебильным Костыревым. Чтоб он сдох, сволочь.

Всю дорогу до нашего района Настя сидела молча. Дулась, глядя в окно. Вот так, оказывается, бывает. Дружишь, дружишь, а потом — раз! И тебя променяли на богатого мудака со смазливой рожей.

— Повздорили немного. — Я пожал плечами.

Мол, не надо обращать внимания. Просто не имелось желания с кем-то обсуждать то, что произошло между мной и Настей. Ахмед хороший человек. Но даже ему не стал рассказывать.

Хотя сам чувствовал на душе ужасную тяжесть и давящий на нервы груз. Эта упрямая ослица даже не попрощалась. Выскочила из автобуса и побежала к дому.

— Боря, ты смотри…Настя очень ранимая. Девочку легко можно обидеть. Понимаешь? Она — нежный цветок. Ее надо беречь.

— Да знаю я! — Дернул руку, освобождая ее от хватки мужчины, а потом прыгнул прямо с верхней ступеньки на землю.

Ахмед за моей спиной только языком прищёлкнул. Не знаю, что именно вызвало его недовольство. Мое нежелание говорить о случившемся или тот факт, что подобными действиями вполне реально ноги переломать. Возможно, оба момента. Я не стал уточнять. Хотелось быстрее остаться наедине со своими мыслями.

— Знаю, что ранимая…– Бубнил себе под нос, двигаясь в сторону родного жилища, на которое глаза не глядят. И которое родным я не считаю от слова «совсем»– Вот именно, ранимая. И этот урод ее сегодня точно ранит. Что ж он придумал…

Естественно, никто не собирался оставлять Настю одну. Правда, и с собой она точно не пригласит. Тем более, меня, в отличие от девчонки, на праздник не звали. Но…Когда это останавливало мой изворотливый мозг?

Я заскочил домой и быстро начал наводить порядок. У матери бзик на эту тему. Она считает, труд облагораживает человека. До ее прихода надо, чтоб все было чисто.

Попутно, размышлял. Прикидывал, как лучше поступить. Настю я не брошу. Не могу просто. Она ведь меня не бросила… Даже когда… Когда по моей вине погибли люди. Конченые мрази, конечно, но все-таки. Я замер посреди комнаты, с тряпкой в руках. Снова, будто назло, нахлынули воспоминания.

Первый год помощь девчонки была просто неоценима. Она успокаивала мою переживательную натуру почти каждый день. Я все время паниковал. Мне казалось, за мной непременно вот-вот придут.

А потом наступило время паниковать Насте. И успокаивал ее уже я. Просто события, творившие вокруг моей внезапно обнаруженной особенности, приняли крайне неожиданный поворот.

И снова сыграл случай. Мы с девчонкой сидели дома. Это была пятница. Настя пришла ко мне, чтоб готовить уроки, заданные после учебной недели. Мать, как обычно, задерживалась на работе. Мы почти закончили с математикой, когда дверь распахнулась, ударившись о стену и на пороге моего дома возник младший брат Насти. Он выглядел взъерошенным, грязным и перепуганным.

— Что случилось⁈ — Настя, вскочив на ноги, бросилась к пацану. Мы до его появления сидели с ней на полу, разложив перед собой учебники.

— Там, это…папка мамку… — Младший брат всхлипнул и заревел в голос, размазывая по грязным щекам слезы. Его физиономия стала еще более чумазой, чем была до этого.

— Ясно… — Настя посмотрела на меня виновато. — Борь, пойду. Надо отца спать укладывать. Разошёлся, наверное, как обычно. А слушает только меня, сам знаешь.

— Не́кого укладыва-а-а-ать. — Еще сильнее зарыдал пацан. Он был на два года младше Насти. Нам в то время исполнилось по восемь, а ему, как раз, должно было стукнуть шесть

— Как некого⁈ Ты что? — Девчонка схватила брата за плечо и тряхнул его несколько раз. Он, естественно, завыл еще сильнее. — Убил? Он ее убил?

Настя сама не замечала, как сильно трясет пацана. У него башка мотылялась из стороны в сторону, а зубы выбивали дробь. Зато, услышав вопрос сестры, он сразу же заткнулся и уставился на девчонку круглыми глазами.

— Кто убил? — Спросил пацан Настю испуганно.

— Отец! Ну! Говори! — Девчонка была в панике.

В ее воображении уже нарисовалась картина бытового убийства, которое, между прочим, не настолько уж невероятно. Папаша у них, и правда, иногда вел себя как полнейший неадекват. Бывали случаи, когда все они, включая мать и трех Настиных братьев, прибегали прятаться у нас.

— Ты что? Дура совсем? — Абсолютно спокойно, даже невозмутимо, поинтересовался пацан. — Мамка сбежала от него на улицу, а он погнался за ней. Потом мамка вернулась, а отец — нет. Она пошла его искать. Теперь нет ни мамки, ни папки. Мы одни-и-и-и-и…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Два капитана
Два капитана

В романе «Два капитана» В. Каверин красноречиво свидетельствует о том, что жизнь советских людей насыщена богатейшими событиями, что наше героическое время полно захватывающей романтики.С детских лет Саня Григорьев умел добиваться успеха в любом деле. Он вырос мужественным и храбрым человеком. Мечта разыскать остатки экспедиции капитана Татаринова привела его в ряды летчиков—полярников. Жизнь капитана Григорьева полна героических событий: он летал над Арктикой, сражался против фашистов. Его подстерегали опасности, приходилось терпеть временные поражения, но настойчивый и целеустремленный характер героя помогает ему сдержать данную себе еще в детстве клятву: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».

Андрей Фёдорович Ермошин , Вениамин Александрович Каверин , Дмитрий Викторович Евдокимов , Сергей Иванович Зверев

Приключения / Приключения / Боевик / Исторические приключения / Морские приключения
Библиотекарь
Библиотекарь

«Библиотекарь» — четвертая и самая большая по объему книга блестящего дебютанта 1990-х. Это, по сути, первый большой постсоветский роман, реакция поколения 30-летних на тот мир, в котором они оказались. За фантастическим сюжетом скрывается притча, южнорусская сказка о потерянном времени, ложной ностальгии и варварском настоящем. Главный герой, вечный лузер-студент, «лишний» человек, не вписавшийся в капитализм, оказывается втянут в гущу кровавой войны, которую ведут между собой так называемые «библиотеки» за наследие советского писателя Д. А. Громова.Громов — обыкновенный писатель второго или третьего ряда, чьи романы о трудовых буднях колхозников и подвиге нарвской заставы, казалось, давно канули в Лету, вместе со страной их породившей. Но, как выяснилось, не навсегда. Для тех, кто смог соблюсти при чтении правила Тщания и Непрерывности, открылось, что это не просто макулатура, но книги Памяти, Власти, Терпения, Ярости, Силы и — самая редкая — Смысла… Вокруг книг разворачивается целая реальность, иногда напоминающая остросюжетный триллер, иногда боевик, иногда конспирологический роман, но главное — в размытых контурах этой умело придуманной реальности, как в зеркале, узнают себя и свою историю многие читатели, чье детство началось раньше перестройки. Для других — этот мир, наполовину собранный из реальных фактов недалекого, но безвозвратно ушедшего времени, наполовину придуманный, покажется не менее фантастическим, чем умирающая профессия библиотекаря. Еще в рукописи роман вошел в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».

Антон Борисович Никитин , Гектор Шульц , Лена Литтл , Михаил Елизаров , Яна Мазай-Красовская

Фантастика / Приключения / Современная проза / Попаданцы / Социально-психологическая фантастика